Ханс Лидман - Звезда Лапландии

Когда я достаю масло и хлеб, Микко делает большие глаза. Масла у него, конечно, нет, да и хлеб, возможно, тоже кончился. Последний раз Микко видели в сельской лавке недели две-три назад.

Мы приступаем к еде, не произнося ни слова. Комары пищат, в воде плещется рыба. Посредине реки проплывает большая рыбина, и нам отчетливо видна ее широкая черная спина. Видать, гуляет настоящий верзила.

Когда мы съели рыбу, а Микко умял еще и весь мой хлеб да большую часть масла, кофе уже был готов. Он очень крепкий, заварки я не пожалел.

После второй чашки Микко начинает урчать почти что по-медвежьи.

Одна из веток, на которых жарилась рыба, лежит у самого костра. Микко вдруг хватает ее и что-то рисует на песке. Возникает фигура, точно такая, какие я находил в разных местах у реки.

Сдерживая себя, я подхожу к Микко и заглядываю через его плечо.

— Вот тут я его нашел, — говорит он будто сам себе, указывая на крестик. — Мне показалось, что кто-то идет за мной по пятам, я испугался и понесся наверх, сквозь густой березняк. Возможно, добежал до самой высокой вершины Екелепяя, точно не знаю. Скорее отклонился слишком вправо — там виднелся подходящий камень, с нижней стороны в нем была впадина. Я ее углубил, стараясь копать поровнее.

Микко сидит, показывает мне свой чертеж и что-то бормочет под нос. Когда он, наконец, умолкает, я осторожно спрашиваю:

— Ты уверен, что хорошо проверил все места?

Он медленно поворачивается, мучительно долго глядит на меня. Затем проводит веткой по песку в направлении горы Екелепяя и произносит с такой горечью, что мне кажется, будто я слышу крик его души:

— Я искал до отупения. Все мои мысли и вся жизнь навеки связаны с этой проклятой горой. — Он бьет себя кулаком по лбу. — Звезда Лапландии, которую я там нашел, сделала жизнь мою адом. Все надо мной насмехаются, злорадствуют. Каждый встречный заводит разговоры о Звезде. Я ненавижу ее, слышишь, ненавижу!

Микко швыряет ветку в реку, туда, где гуляет большая рыба. Широкие круги бегут к другому берегу.

— Никто мне больше не верит. Ведь это было так давно…

Микко затронул свое больное место. Я и сам подумывал, что, быть может, вся история с корундом его выдумка, в которую он сам свято поверил.

Я наливаю ему третью чашку кофе и перевожу разговор на оленя. Микко успокаивается, и мы обсуждаем, как застать медведя врасплох. Мы оба считаем, что он вернется к оленьей туше утром, как только появится солнце.

Мы идем к каменистому склону, где медведь пытался закопать оленя. Резкий запах тухлятины ударяет в нос.

Метрах в десяти от того места, где зверь разрыхлил землю, мы строим примитивное укрытие. Я взвожу затвор фотоаппарата, достаю длинный спусковой тросик и усаживаюсь поудобнее.

Некоторое время сидим молча. Я спрашиваю Микко, случалось ли, чтобы на него нападал медведь. Или просто угрожал?

— Нет, никогда, — шепчет Микко в ответ. — Медведь первым не кинется на людей, если он только не ранен или не может удрать.

Мы лежим перешептываясь. Микко рассказывает о встречах с медведем. Многие из них и вправду интересны, но если бы я начал их тут пересказывать, это увело бы нас далеко от темы.

Время идет совсем медленно, один час сменяет другой, но медведь не появляется. Быть может, он услышал или же почуял нас. Если это так, то теперь он далеко отсюда.

Солнце поднимается над березовым леском, в нашем укрытии становится тепло и душно. Теперь чувствуем, что устали, и начинаем хором зевать. Веки становятся тяжелыми, они все время опускаются, и когда пытаешься снова их раскрыть, то тебе кажется, что поднимаешь что-то очень тяжелое.

Неожиданно я слышу дикий крик и спросонья нажимаю спусковой крючок. Микко бешено машет руками, брыкается, кричит, едва не заваливая все наше укрытие. Он таращит на меня глаза и, не говоря ни слова, делает ужасные гримасы. Наконец соображает, где находится, стыдливо проводит рукой по лицу.

— Мне приснилось, что я его нашел. Мне он снится часто, почти каждую неделю. Просыпаться после такого сна чертовски противно.

Если медведь и бродил поблизости, то теперь уж его наверняка спугнули. Мы продолжаем лежать в укрытии, наслаждаясь уютным теплом; мысли витают, пока мы опять не засыпаем.

Выспавшись, мы отправляемся бродить по низинам, но нигде медвежьих следов не видно. Тишина. Солнце ярко сияет, жужжат и гудят слепни и мухи, гуляет рыба.

Мы подходим к оленьей туше, но, судя по всему, медведь к ней не притрагивался. Видно, мы его все же спугнули.