Маргарета Экстрем - Рассказы - В ночь со второго на третье, Пьеса на три голоса

Я приподнялся на локте и прислушался. Ветер усилился, но я сказал себе, что еще очень не скоро жители рыбачьего поселка начнут говорить о шторме. Оба вяза крутили и качали ветвями, словно пытаясь освободиться от листьев, а ветер гнул и трепал их с такою силой, что казалось, вот-вот вывернет с корнями. Окно билось на коротком поводке. Буруны кидались на прибрежные скалы и ревели в постоянном крещендо.

Когда на мгновение рев стихал, с моря доносились громкие крики.

Кто мог так кричать глубокой ночью? Кто-то из деревни? Это было исключено. Правда, однажды в начале лета маленький дачник с перепугу заорал благим матом. Он проснулся один и не мог найти свою маму, которая играла в бридж в доме через дорогу. Но это было исключением. Деревня была местом тихим и покойным.

Я лег, закрыл глаза и попытался вытеснить картину, неумолимо возникавшую даже несмотря на закрытые веки: небольшой дрейфующий, потерявший управление парусник или другая прогулочная лодка, которую вот-вот подхватят опасные буруны, а может, ее уже пришпилило к острым скалам далеко на мысе, и отец, по горло в воде, с ребенком на руках, запутался в снастях и боится, что их снова унесет в море или разобьет о скалы.

Вот опять. Громкий, умоляющий крик. Теперь я совершенно отчетливо услышал, что это был крик о помощи! Не нечленораздельный вопль, померещившийся мне сначала, а вполне отчетливый: «Помогите!»

Он или она ловили момент, когда море становилось чуточку тише, что-бы закричать, или, может быть, кричали беспрерывно, но только во время пауз я мог различить это «Помогите!», от которого волосы у меня буквально вставали дыбом.

Я не имел ни малейшего понятия, что мне надлежало делать. В то же время я понимал, что оставаться в бездействии равносильно убийству. Будучи «сухопутной крысой», я не имел ни сил, ни снаряжения, чтобы отправиться на помощь. Канаты, спасательный круг, фонарь — всплыли слова.

Где их взять? Меня основательно проинструктировали по таким вопросам, как уход за водяным насосом, вынос мусора, пересылка почты и размораживание холодильника. Героические подвиги или трагедии не были предусмотрены в плане этих недель отдыха. Теперь я метался по низкому чердаку, натягивал джинсы прямо на голое тело, ругался и искал свои сандалии (которые стояли под скамейкой во дворе), напяливал на себя свитер задом наперед и тщетно пытался застегнуть его сзади, причудливо вывернув руки, время-от времени останавливаясь, прислушиваясь и слыша — не знаю, чего я боялся больше: того, что услышу крик или что он прекратится, — ритмичный и рвущий сердце крик «Помогите!».

— Помогите! Помогите!

В последний раз в моей голове пронеслись возможные версии; очень уж мне не хотелось выходить на улицу и будить местных жителей для борьбы с морем за жизнь каких-то неизвестных и отчаянных мореплавателей. Но нет.

Одно несчастье билось, как пульс, вне меня и во мне, и я выскочил в черную бушующую ночь и услышал свой крик, также рвущий сердце:

— Помогите!

Мерцающее серебристое сияние на горизонте говорило о том, что рассвет уже близок; но на пустоши, вокруг деревни и на берегу было все еще темно, и у скалистого мыса виднелись только белые взрывы бурунов.

Наверное, из-за крика и спешки вид у меня был безумный, когда мне наконец удалось достучаться до моего соседа-рыбака, шестидесятилетнего мужчины, и объяснить ему, задыхаясь и заикаясь, что случилось. Я до сих пор вижу его задумчивый, скептический взгляд, он не торопясь, лениво натягивает пижаму, мне приходится оттолкнуть его, чтобы подойти к телефону, и, только набрав 90, я замечаю, что телефон стоит у самой головы его спящей жены. Она стонет во сне, а я говорю свое имя, название деревни и рассказываю, что слышал.

На минуту в трубке наступает тишина, а потом флегматичный голос говорит на диалекте:

— Вы их видели?

— Нет, — воплю я, — вы сами послушайте. — И в глупом отчаянии поворачиваю трубку к наружной двери, затем опять к себе и кричу: — Вы что, не слышите! Они все время кричат!

Конечно, на другом конце провода молчат, но мой сосед хватает трубку и говорит довольно внушительно:

— Вы бы лучше приехали!

Только тогда человек из службы экстренной помощи на что-то решается и отвечает почти с готовностью:

— Хорошо, мы едем.

Тем временем сосед надел непромокаемый костюм и схватил фонарь, который, очевидно, у него всегда под рукой у входной двери вместе с прикнопленной программой телепередач на неделю; мы пробираемся вперед сквозь ветер, и он то и дело повторяет: