Виктор Вяткин - Человек рождается дважды. Книга 3

— Хороши же вы, мужчины! Сами гуляют, а нас под замок? Да что же это такое? Иван Фёдорович, хотя бы вы заступились. — Она решительно сбросила шубку.

Все растерянно глядели на красивую молодую женщину в модных туфлях и вечернем платье.

— Скажите вы нашим мужчинам, — продолжала говорить она тем же капризно-милым тоном, поглядывая на генерала, — что без женщин и вино не вино, и радость не радость. Вы как старший офицер в конце концов прикажите.

Начальник прииска наконец нашёлся и, выйдя, представил:

— Наш начальник промприбора Мидасова Шура. Самая обаятельная женщина прииска.

— О-оо? — засмеялась она. — Вы начинаете делать комплименты. Но только вы не в моём вкусе.

Сараев замялся. Никишов встал и галантно пригласил Её к столу.

— Иван Фёдорович, вы тут один скучаете? Давайте я вас развеселю… — И зазвучал Её смех в шуме и говоре людей.

Тосты, шампанское. Через несколько минут она запросто болтала с грозным генералом, хохотала и шутила. Никишов улыбался, поглаживая усы, говорил тост за тостом.

— Танцевать! Танцевать! — вскочила Шурочка и тут же завела неведомо откуда появившийся патефон. — Дамы приглашают кавалеров! — Она подбежала к Никишову. — Вставайте! Я сегодня ухаживаю за вами, и вы мой кавалер.

Генерал даже вспотел. Он, как видно, никогда не танцевал.

— Стар, слаб! — разводил он руками.

— Офицеры не бывают старыми, тем более старшие, — хохотала она. — Пошли, я вас всё равно расшевелю. — И, взяв Его руку, почти насильно вывела из-за стола.

Он неумело топтался, вытирал платком шею, руки, смеялся и, наклоняясь к своей даме, что-то Ей шептал.

А потом пили уже что попало. Говорили все разом.

Снимали бутылки с ёлки, щёлкали пробками, и на скатертях темнели винные лужи.

Приход Шурочки развязал всем Языки. Мужчины, посмеиваясь, судачили, как это они сразу не догадались пригласить Мидасову.

Кто-то, открывая шампанское, как бы случайно попал пробкой в лампу. Она с треском лопнула, осыпав всех осколками. Шурочка, вскрикнув, бросилась к генералу. Теперь комната освещалась только ёлочной гирляндой.

Осепьян поднялся, вынул часы и показал на стрелку сотрудникам управления, приехавшим с ним на машине! Встали Ещё трое и тихо направились к выходу.

— Нет, нет, Ещё рано! Иван Фёдорович, да распорядитесь. Мы Ещё будем танцевать, — крикнула уже властно Шурочка. Но стали собираться и другие.

— Может, пройдём ко мне? Посидим, — предложил генерал, не глядя ни на кого.

— Конечно, конечно! Пойдёмте! — захлопотала Шурочка.

Когда Осепьян разыскал свою одежду и вышел к машине, к дому дирекции поднималось только трое. Агаев, Шурочка и Никишов.

У Нексикана «эмку» Осепьяна обогнала машина Агаева.

— Провод нашли. Девятимиллиметровый трос обещал Сергей Егорович. Арматуру тоже отыскали. Но это серьёзные строительные работы, — Осепьян вскочил, распахнул дверь и открыл форточку. Завеса табачного дыма поползла в приёмную. — Я за линию, но ты учти, генерал распорядился вести зимнюю промывку до последнего дня года. Чёрт знает зачем! План выполнен, золото будет дороже золота, да сколько Ещё людей ляжет.

— А как относится к этому политуправление? — спросил Юрий.

— Да ведь тут всё в одном кулаке! Никишов теперь в такой силе — и не подступись. Сергей Егорович советует написать в ЦК.

— А почему не сам?

— Он тоже напишет. Тут важно мнение горняков. — Осепьян закурил папиросу и швырнул спичку в форточку.

Из кабинета начальника управления доносился голос Агаева. Он собирался уезжать в Магадан.

— Кто, кто говорит? Генерал-лейтенант Журавлёв? Какой он депутат Верховного Совета, Если прислали Его к нам директором совхоза? Слушайте вы, станция! Тут главный — я. Разъединить и дать мне Никишова.

Юрий прикрыл дверь. За окном снежная пыль. Небо как бы легло на землю, и всё смешалось в молочной хмари.

— В морозы станция может встать, форсунки и кольца забивает парафин. Ждать нельзя, — задумчиво сказал Юрий.

— Ну смотри, смотри. Да ты знаешь, какую кадру отзывает генерал в Магадан? — засмеялся Осепьян, садясь за стол.

— Кого?

— Мидасову. Уж не срамился бы, старый чёрт. Назначена начальником Магаданского лагеря.

— Пусть.

— Пойми, дорогой. Ведь государственный муж!.. До чего же мы докатились.

— Да, как сложились дела у Киримова? — вспомнил Юрий.

— Пять лет за экономическую контрреволюцию. А как я просил за него генерала…

У крыльца конторы на бревне сидело трое мужчин. В стороне стоял стрелок. Вокруг толпа.