Михаил Строганов - Лексикон Таро

Так в 1913 году, в дни празднования трехсотлетия дома Романовых, восторженные народные толпы распрягли царский экипаж и несли его на руках, а спустя четыре года те же народные толпы потешались над «сброшенным с престола Николашкой с его немецкой потаскухой» и с удовольствием выкалывали глаза батюшки-царя на портретах…

Общественное чувство похоже на маятник: одна сторона его осмеяние и опошление, другая — преклонение и раболепие. Ярче всего этот принцип отразился в триумфальных шествиях Древнего Рима, когда вслед помпезной свиты ликторов, легатов и трибунов, окружавших блещущего золотом и благоухающего лавром полководца, шли его легионеры, прославляющие его подвиг и глумящиеся над его персоной.

Нечто подобное можно наблюдать и в средневековой должности адвоката дьявола, при Конгрегации канонизации святых. Тогда advocatus diaboli был обязан разыскать и представить все имеющиеся сведения о слабостях, пороках и даже незначительных моральных изъянах кандидата в святые. При этом должность адвоката дьявола была ответственной и почетной, потому что благодаря ней устанавливалась и гарантировалась подлинная святость.

Власть Папы проистекает как бы «не от мира сего», из светлых и темных глубин человеческого сердца, сокровенных порывов души и тайных пороков его ума. На диалектическом единстве и борьбе добродетелей и пороков зиждется тайна могущества Папы. Из противоположных, неразрывных и противоречащих себе начал он строит свой престол. Сомнение, недоверие и хулу превращает в преданность, преклонение и обожание.

Цитата:

«Будущее у нас похоже на какую-то бескрайнюю бессонницу, а человек на улитку, его слизистое прошлое тянется за ним, как прозрачный след, а будущее ему приходится взваливать себе на плечи, как домик, в который он, скрючившись, забирается каждый вечер, чтобы переночевать…»

Милорад Павич «Семь смертных грехов»

Ключ:

«Преодолеть сомнения помог наглядный пример. Миримский потому и стал завсектором, что прошел курс подготовки, сразу после «посвящения…

Славу доставили на какую-то загородную турбазу. Куда именно, он не знал — везли ночью в автобусе, в котором, кроме него, находилось еще восемь ребят, в основном молодых. Дело было ранней весной, а турбаза не отапливалась, и все оставшиеся до рассвета часы он простучал зубами. Будущих некронавтов разместили в щитовых домиках, по четыре человека в комнатенке с двухъярусными нарами, разделенными узким проходом. Даже откидного, как в железнодорожном купе, столика, и то не было. Об умывальнике и говорить не приходится. Умывались во дворе из железной бочки.

День начинался в шесть часов с троекратного удара по рельсу. Так называемый завтрак состоял из кружки горячего отвара и сухаря. В полдень давали миску гороховой похлебки, немного жиденькой перловки и тот же отвар, попахивавший аптекой. Хуже, чем в концлагере, о котором Калистратов знал, конечно же, понаслышке. С жалким существованием, от которого можно было протянуть ноги…

Режим на турбазе установили жесточайший. Ни развлечений, ни свободного времени. Самый обычный разговор мог дать повод для наказания. «Послушники», как надлежало отныне именоваться обитателям неведомого миру «звездного городка», обязаны были во всем исповедоваться «духовнику» — мрачному и, как Кощей, худому верзиле. Малейшее проявление недовольства каралось лишением горячей пищи, в сравнении с которой тюремная баланда могла показаться роскошеством.

Славе с «духовником» повезло. Его опекун оказался тихим немногословным человеком заурядной наружности и мягких манер. С неподдельным участием выслушав жалобы на холод и скудное довольствие, он объяснил, что все это делается для пользы «послушников». Привел в пример прославленных иноков и пустынников — подвижников веры, коим при жизни открылись небесные врата. А ведь их подвиг потребовал долгих лет, тогда как Славе Калистратову предстоит потерпеть какой-нибудь месяц, в крайнем случае — два. Кому оно нужно, мясо? Животные белки затемняют сверхчувственный разум, а крупы, бобовые и рис, напротив, способствуют просветлению. Приятным, до самого сердца проникающим голосом «духовник» повествовал о чудесах, творимых архатами-саниасинами….

Перемежая притчи и поучения почти приятельским трепом на бытовые темы, опекун интересовался малейшими подробностями Славиной жизни. Расспрашивал про родственников, друзей, знакомых: где кто живет, чем интересуется. Просил, ради тренировки памяти, перечислить адреса и фамилии. От его внимания не ускользнули и некие сугубо интимные детали, связанные с половой жизнью. И понятно, почему. В программе подготовки воздержание стояло во главе угла.