Евсс Живой: Панк обратившийся

— Да нет, я серьёзно. — сказал Костя доставая из синего пластикового пакета двухлитровую бутыль со стаканами.

Возле церкви, расположенной в самом центре города, каждые день сидела довольно пёстрая публика, здесь просили милостыню от мал до велика, обоих полов и как минимум не одной веры. Сердобольные старушки беспрестанно перекрещивали всяк проходящего; с полдюжины женщин непонятного возраста, ума и соответствующих одеяний, постоянно шептались и переглядывались; куча чумазых таджикских детей босиком пчелиным роем нападала на посещающих храм божий, коля без разбора фразой «дэньги, дэньги давай», проносились мимо тут же сидящих мамок в грязных цветастых платьях, сгружая выклянченное. Объединяющей чертой были однотипные картонные коробки для подаяний, стоящие у ног попрошаек.

Средь этой банальной вокругхрамовой вакханалии, сидели на поребрике, проложенном сверху многослойным картоном, вчерашние жестко облапошенные бичи. Между ними лежал импровизированны стол из газет, накрытый свежим лучком, небрежно насыпанной солью, варёными яйцами, сухарями напоминающими хлеб, да парой пустых гранёных стаканов. Под боком одного валялась сильно початая бутыль, с мутной жидкостью на самом дне. Оба удивлённо–радостно заморгали при виде дива — вспотевшей трёхлитровки пива.

— Садись, садись. — махнул возле себя ближний к гостю мужичок, успев при этом отмахнуться от назойливых таджичат. — это такие надоедливые мухи, ты не представляешь, отвернись попробуй и всё, без штанов оставят. — комментировал он, разливая янтарный напиток.

— Тебя как звать, добрый человек? — спросил другой, тоже почему–то с разбитой мордой.

— Константин. Костя. — поправился юноша. Требовалось некоторое сближение для признания и он залпом опустошил пару поллитровых стаканов, которые принёс с собой. Бомжи пронаблюдав, как Костя легко обходится с живительным эликсиром, передвинули бутыль за спину, однако Костя выудил вторую трёхлитровку и разлил под одобрительные кивки.

— Это я. — выдавил через час возлияний, изрядно окосевший Костя.

— Ты конечно, конечно ты. А кто же ещё?! — еле ворочая языком произнёс ближний. В ходе разговора он представился Максимом, но попросил называть его Лысым, второго он окликнул Додоном, на что тот улыбнулся показывая без стеснения редеющий отряд кариозных монстров.

— Да это я вас вчера… Ударил…

— Ударил нас? — удивились Лысый и Додон, озадаченно выпучивая красные глаза.

— Ну да, тебя Додон и тебя Лысый, вон у вас и следы остались. — сказал он показывая на губы, смахивающие на сардельки Лысого и покарябанный лоб Додона. Те переглянулись и закрякали, очевидно выражая смех.

— Неее… мы сами подрались. Я вчера под иконой нашел пятьсот рублей, мы нажрались, водка злая оказалась. Эта сволочь мне зубы выбила, а я ему ящик об голову разбил. — он кивнул в сторону коллеги.

— Дааа… — удивился Костя такому странному восприятию ситуации. Может так и лучше. Они не помнили, но он всё равно сделал как посчитал, и свалился камень с души. Он почувствовал это, ощутил как что–то изменилось вокруг. «Спасибо тебе, Богородица» — опять искренне прошептал юноша.

— Ты сам то себя видел, вона шишак какой нагулял. — сказал просмеявшись Додон и быстро допил остаток в третей по счету трёхлитровке. Костя потрогал место столкновения с дверью внедорожника. Боль от прикосновений отозвалась в подбитом колене. По пути сюда он успел заскочить в поликлинику. Пожилой врач осмотрев в течении доли секунды оба повреждения, минут пять заполнял карточку. Потом заявил ожидавшему смертельного диагноза парню «до свадьбы заживёт», велел мазать опухший лоб и синюшное колено спасателем.

— Эй, народ. — услышал где–то с самого неба разомлевший Костя. Над ним нависла знакомая морда, с кучей шрамов, та рожа, которую он разбудил и едва не закончил в инвалидном кресле. «Неужели нашли» — воскликнул внутренний голос, впечатлённый рассудок запаниковал. Только тело наполненное пивом потеряло связь с реальным миром, готовое вовсе отключиться.

— Чего тебе, мил человек? — спросил гнусаво, из–за перебитого давным–давно носа Додон.

— Помолитесь ребя, помолитесь за благое.

— Хорошо помолимся… А за что? — двусмысленно спросил с прищуром Лысый.

— Урода одного чтоб поймать! Вот за что. — выплюнул шрам, бешено вращая глазами.

— И вот за что… — широким жестом бросил возле каждого тыщу, развернулся и бодро зашагал в церковь.