Дарья Обломская - Правильное дыхание [Книга 1]

ЕВ: — (шипит) У, скоты, слов на них нет приличных… (спохватываясь) У тебя болит что–нибудь? Ты в порядке вообще? Ну, это…

О: — Нет–нет, они ничего такого не успели, вы не волнуйтесь.

ЕВ: — Не хватало еще, чтобы успели… А Сергей Николаич тоже хорош со своими угрозами, (передразнивает завуча) «если будут претензии, то мы тогда…» (воинственно) Сразу надо в суд на них подавать, и дело с концом, тем более что один уже раскололся при свидетелях. А теперь будет ходить, как будто ничего не было — и вот так всегда!..

О: — Да ничего, Елена Васильевна, так все–таки, наверное, лучше. Мне вот рассказывали, знакомая одна пыталась в суд подавать, так пока показания снимали, пока то–се, сто раз успела пожалеть — как будто, говорила, опять изнасиловали, причем многократно и по кругу. Извините. В общем, как раз угроза мне тут кажется действенней.

ЕВ: — (мрачно) Будем надеяться.

О: — И к тому же, все равно выходит по–честному. Я имею в виду, (смущенно) свое–то они уже в любом случае получили.

ЕВ: — Оль, что ж ты, действительно, со вторым–то сотворила?

О: — Не знаю. Правда — не помню. Да не могла я его чисто физически прямо уж так изувечить, ну, куда мне? Нет, отбиваться, уворачиваться — это да, умею, но вот так чтобы-Дверь открывается — в учительскую возвращаются завуч и учительница географии Галина Сергеевна.

ГС: — (без предисловий) Ольга, ты мне только скажи — как ты его смогла так уделать?

СН: — Галина Сергеевна, это называется — состояние аффекта.

ЕВ: — Господи, как он там? А то ведь таки засудят…

ГС: — (бодро) Живой, голубок, и практически здоровый. Вроде ничего не отбито–не сломано, синяки обработали, домой отправили. А валялся из–за болевого шока. (хмыкает) Вот за детородную функцию доктор нам не мог стопроцентно поручиться, да. Но скорее всего, и она не пострадала.

ЕВ: — К сожалению, — одновременно с завучем, тот, правда, тут же поджимает губы.

ГС: — Нет, ну, Оль, правда! Вырваться от одного — и обезвредить, потом ухандокать, пардон, другого — как тебе это удалось, а? Аффект–то он, понятно, но это ж надо уметь.

О: — (чуть смутившись) Это эээ гимнастика такая, восточная, там учат немножко обороняться. Вин–чунь, вариант кун–фу. Но я не думаю, что это была она, то есть, вырваться — это да, а остальное — скорее все–таки аффект…

ГС: — …О! Вот! Так я и думала про что–то подобное! Как в том фильме, да, — обращается к завучу, который угрожающе хмурится, но на географичку это не действует, — ну, который на дне рождения–то смотрели, Сереж? (Завуч только что не пыхтит) У моих–то, Коровушкиных? (к англичанке и Оле) Там еще один такой, как же его звали, уложил человек писят одного за другим — красивый такой китаец-ЕВ: — Брюс Ли, небось?

ГС: — Точно! (завучу) Вы ж еще с моим Генкой–то поспорили — ну, что «Галя» (на беззвучное завуча), тут все свои! — Генка–то сразу рот разинул, вот, мол, нашего Сашку бы такому научить, это вам не самбо, а ты ему, что это мол все фальшивка подстроенная и не может быть такого эффекта от этого балета — вот, вот! (торжествующе) Видел теперь? Одна в два счета уложила двух бугаев — это, по–твоему, балет? Гони теперь Генке — на что вы там поспорили?

СН: — (сквозь зубы) На «Столичную». И это еще совершенно ничего не доказывает…

ГС: — (весело) Еще как доказывает! А ты все равно не пьешь, зачем тебе вообще водка?

СН: — (сквозь зубы, нравоучительно) Спирт в доме всегда пригодится. Так (уничтожая взглядом окружающих, у которых что–то слишком исправилось настроение) — через минуту звонок на урок, Галина Сергеевна. Елена Васильевна-ЕЛ: — У меня уроков больше нет, я тогда провожу Олю домой.

СН: — Спасибо.

О: — Как домой, у меня же еще 6-ой урок. И как раз история. (Пропустить первый урок у завуча — вот это катастрофа.)

СН: — Я вас официально освобождаю. (берет с полки классный журнал) Всего доброго, а будете дальше заниматься этой вашей… гимнастикой (бросая насупленный взгляд на учительницу географии), не забывайте про самоконтроль.

ГС: — (на выходе, завуч открывает ей дверь) А главное, Оль, чтоб она тебе больше не пригодилась, тьфу–тьфу–тьфу, — выходя, сначала как бы раздумывает, не постучать ли три раза по завучу, но потом все–таки стучит по двери.

«Ну вот что за день такой. Теперь еще и историю пропускать из–за этой фигни… И домой идти под конвоем…»

— Насчет конвоя это я, конечно, загнула, лишний раз пообщаться с Еленой Прекрасной вне занятий всегда было приятно. Даже когда мы с ней не говорили по–английски, как–то все равно съезжали на что–нибудь англоязычное, обеим нравилось. Оль, — говорит напоследок, — а ты что, правда, лечишься где–то, или это их очередное эээ…? Я уж не стала ей признаваться, что это не их очередной бред, а результат моего внеочередного демарша на уроке истории. Да вот, — говорю, — знаете, что–то со мной происходит такое странное. Иногда наполовину злая, а наполовину грустная, иногда ору, а внутренний голос мне говорит, не выступай, то есть часть меня как бы действует, а часть стоит рядом, как Джекилл относительно Хайда. Или как солнце и дождь… Иногда хорошо срабатываемся, я и я, то мрачные настроения, то творческие бывают, забавная такая комбинация из меня и меня получается… — Елена Васильевна смотрит непонимающе, мол, действительно, что ли сбрендила? А потом вдруг сообразила и рукой машет, — а я‑то думала, вы, юные неформалы, поп–музыку не уважаете. — Насчет неформалов — это возможно, а мне, — говорю, — лично нравится. Такая тайная слабость. Но, как говорил старина Фрейд… — Так, всё, Оль, завязывай с цитатами, тем более я эту песню и сама помню, вон твой троллейбус… — О, пардон, что–то я отвлеклась.