Сергей Минутин - Никто мне ничего не обещал

Лицемерие и хамство — основной гнет нашего терпеливого народа. Страшно даже не это хамство. Обидно, что эти униженные люди даже не обижаются. Эта беззащитность, лицемерие, хамство, глупость порождают новое творение того, кто хохочет, нового начальника, и чем больше он растет в чине, тем хуже он становится.

Наш начальник — это болото, чем оно больше, тем непролазнее и вонючей. Но что нам до того, что бываем оплеваны и охаяны своей же властью, «собака лает — ветер носит», да и жить спокойно долго мы ей не даём. Цареубийства, народные войны, бунты, революции, перестройки — это всё наша жизнь. Я знаю. Я давно играю за Россию.

Еще одно рабское проявление русской ментальности нагоняет на меня страшную тоску. Шутят, говоря, что в России секса нет, врут! Есть, еще какой! Мы лижем начальника и сами получаем кайф. Хотя везде наоборот. Надеюсь, и мы к этому придем. А у нас лизун «тащится», облизываемый злится, а тем, кому лизнуть не удаётся, всегда готовы к бунту. Вот они условия, вот она среда, вот они мы. Но мы ли это?

Чтобы творить, сочинять стихи, писать картины, нужно общение с себе подобными. Чтобы творить талантливо, к этому надо добавить недовольство собой, жизнью. Чтобы творить гениально, надо дойти до предела отчаяния.

Писатели, поэты, художники даже при внешнем благополучии все время на грани этого предела. И хорошо, если каждый день находишь, чем свое отчаяние подкормить, какой новой мыслью себя утешить, а если не находишь и уже на грани, быстро угасаешь здесь, но где–то рядом спасение.

В России есть с чего затосковать. Едва рассветает, бомжи уже ползают по мусорным ящикам, за ними следом идут кошки, собаки, а в Забайкалье даже коровы, невозмутимые, живучие забайкальские коровы. Они медленно жуют консервные банки, я о таком даже подумать не мог. Изо дня в день по одной тропе ходят бомжи, кошки, коровы, собаки и все остальное население.

Настроение на Родине — это что–то безликое, видимо, в силу того, что, совершая ошибки, мы приобретаем опыт. Становясь опытней, опять совершаем ошибки, но эти ошибки переживаются уже не так остро, а часто просто не замечаются.

Даурия, после тебя уже нет ничего, чему бы можно было удивляться, чего бы можно было испугаться, здесь стареешь не по годам, а по минутам.

Жизненный опыт — это когда в 35 лет ты выглядел на тридцать, а потом сразу на 45. Набравшись ума, опыта, успокоившись и став максимально полезным этой Земле, приходится уходить. Живет незрелое, «зеленое», надеющееся. Хотя от созревания никуда не денешься, но это созревание необходимо на что–то направить, раз уж родился. Раз так неудачно получилось, в том смысле, что человека формирует не время, а семя. Вот это семя кому–то открывает глаза, а кому–то нет. Первым, конечно, хуже, но и видеть немало.

Видеть? Что я видел за прожитые годы? Что видели недавно родившиеся и уже прожившие жизнь?

Дикость разных народов под общим названием РОССИЯНЕ.

По многонациональности мы сравнимы с Америкой, но население США составили представители наций, в том числе и русской с богатейшей культурой, со сложившимися моральными принципами, с чувством собственного достоинства и уважением к закону, пусть и воровскому. Кто бы они ни были первоначально, бандиты, воры, мошенники, лодыри, они видели и знали, как должно быть.

Россия же несёт тяжелейшую ношу. Она объединяет народы еще очень и очень дремучие. На этом фоне каждое выделяющееся лицо сразу кажется святым. И это незаурядное рвется за границу само, или его от нас просто выхватывают, а оно несильно сопротивляется. Куда «зрячему» деваться, если чувство патриотизма губят в нем с детства. Гражданином быть обязан, несмотря ни на что. Восхождение через всё общество, а если оно «тёмное» и дремучее?

Родина моя, мой очаг, приют и защита. Счастливы те, кого это чувство не покидает всю жизнь? Есть ли оно у нас? Может быть, под этим вопросом необходимо собирать подписи и проводить референдумы, пока еще кое–где и кое у кого выскакивает здоровый сперматозоид, то есть то самое семя, которое открывает глаза. Хотя тут уже начинается юмор. Сначала мы доводим до «ручки» «зрячих», а потом начинаем ими восхищаться, говоря о литературе, живописи и даже научно–технических «шарашках» как о великой русской мысли. Мы все при этой русской мысли теоретики.

Это и интеллигенция, которая «улетает» от реальной жизни; это и богатые, которые так доворуются, что любой катаклизм вроде революции или перестройки принимают как наказание за грехи, но ни остановиться, ни думать о будущем не могут. Это и обыватель как трезвый, так и пьяный, много рассуждающий о судьбе России, забыв при этом о своей.