Джованни Пирелли - По поводу одной машины

— Я же вам говорила: тяжелое воспаление легких. Так оно и есть, да?

— Погасите свет и выйдите туда. Нет, в коридоре пусть горит. И ночью тоже.

На кухне, грея руки над плитой, но подальше от кофейника, чтобы ей не пришло в голову угощать его кофе:

— Если ночью батареи будут холодные, перетащите кровать сюда. Не жалейте угля, хотя этот расход так же, как и сто лир, которые у вас ушли на телефонные жетоны, касса взаимопомощи вам не возместит. Поплотнее зашторьте окно. И не забудьте зажечь свет в коридоре. Когда будете зажигать свет на кухне или в комнате, если больная останется на ночь там, набросьте на лампу кусок материи или тряпку. Только проследите, чтобы она не касалась электрической лампочки. И предоставьте больную самой себе. Не заставляйте ее есть или пить, пока она сама не попросит. Можете ходить по комнате; даже лучше, если вы будете ходить, но в домашних туфлях. Постарайтесь не греметь кастрюлями и сковородками. Не задавайте ей вопросов. Разговаривайте с ней, только если она сама к вам обратится. Отвечайте: «Да, дорогая», «нет, дорогая» или еще что-нибудь в этом роде… Строго придерживайтесь моих указаний. По поводу больничного листа я зайду завтра.

— А рецепт? А лекарства?

Доктор Кризафулли(нараспев): — Лекарства? Рецепт? Дорогая моя, у вашей дочери здоровье, которому можно позавидовать!

— Откуда же у нее головокружения, обмороки? Вас же при этом не было…

— Но вы-то были, почему же вы мне ничего не сказали?

— Как не сказала? Говорила! Вы меня не слушали.

Возможно, что и так. Если бы он получил глоток кофе, этого бы не произошло. Он ее успокаивает:

— Это не имеет значения.

Они вместе спускаются с лестницы, потому что после десяти ворота заперты. Надо выходить через калитку, ключ от которой имеют только обитатели дома.

— Да я и сама знаю.

На прощание ни доктор Кризафулли, ни провожавшая его мать пациентки не пожелали друг другу спокойной ночи.

Когда она вернулась к себе, Марианна полулежала, приподнявшись на локте, глаза ее, обведенные синими кругами, были широко раскрыты, взгляд все еще затуманен.

Она тихо спросила, вернее, прошептала:

— Ты хоть угостила его чашкой кофе?

— Хочешь тоже выпить кофейку? Или лучше гоголь-моголь? А то могу дать бульон с гренками. Тебе надо поесть, моя девочка, иначе ослабнешь, звездочка ты моя бедная. Как ты себя чувствуешь? Легче тебе дышать? Доктор тоже сказал: главное— питание. Дай я зажгу тебе свет. Ты должна встряхнуться. Не надо падать духом.

Марианна: — Если он так считает…

Ого! А генеральный директор — зять заместителя министра, которого взяли на место инженера Роспильози, ушедшего в отставку якобы по состоянию здоровья, — далеко не глуп! Сразу же поняв это, д'Оливо хотел было порадоваться, но не смог.

Доктор Сику (так зовут нового директора), видимо, южанин, но манеры и даже выговор у него явно англосаксонские.

— Если наша встреча с вами, господин инженер, состоялась лишь сегодня, то это объясняется исключительно моей занятостью. И — полагаю — я недооценил бы ваш ум, если бы начал извиняться…

Д'Оливо уставился в стену за спиной собеседника. Там висит фотография, на которой изображены пятеро ребятишек в пижамах, копошащиеся вокруг стола для пинг-понга, портрет очень красивой женщины лет тридцати, в купальном костюме, на носу «Летучего Голландца», и изображение изуродованного автомобиля, по-видимому «масерати», столкнувшегося с прицепом. Кроме того, на стене висит большая фотография Розоне: Сан-Руффино в Ассизи и вырезка из журнала «Лайф», на которой изображено Радио-Сити с птичьего полета.

Когда здесь сидел инженер Роспильози, за спиной у него висели портреты трех двоюродных братьев — наследников основателя завода и держателя главного пакета акций. Их убрали.

Доктор Сику(продолжая в том же духе, по мнению д'Оливо, — полупровокационном): — Я, конечно, побываю и в остальных цехах. Меня так упрашивают, словно от моего посещения зависит их судьба. Хотя — что толку ходить, смотреть машины, о которых я ничего не знаю и знать не обязан. Другое дело, если бы я разбирался в них лучше вас… А весь этот парад — улыбки, рукопожатия, поддакивание, надуманные вопросы, задаваемые только для того, чтобы показать, что вы проявляете интерес, что вы бдительны и дальновидны, — я охотно уступаю послу Йемена… (Лукаво улыбнувшись)… или заместителю министра Икс-Игрек. — Тут же переходя дальше: — Что касается «Г-3», рад воздать вам должное: вы не просили меня совершить парадный обход. Вы мне даже ни разу не позвонили. По-видимому, у вас не было ко мне никаких просьб.