Джованни Пирелли - По поводу одной машины

Гавацци не верит своим ушам: это прозвучало совсем как в прежние времена, лет двенадцать назад, когда завод переживал пору демократии, когда инженер становился на сторону рабочего, если рабочий был прав. Даже если инженер и рабочий принадлежали к разным лагерям.

А д'Оливо, казалось, все бился над вопросом, что собой представляет этот Бонци.

Бонци: — Разрешите продолжать? — И, с видом человека, извиняющегося за то, что он вынужден говорить неприятные вещи: — Совершенно очевидно…

Гавацци(Марианне, которая по-прежнему стоит, нахохлившись, и смотрит в сторону, будто все это ее не касается): — А ты, тетёха, стоя спишь, что ли? Послушай, что говорит господин Бонци, хотя он меньше всех заинтересован…

Бонци(повторяет): — …совершенно очевидно…

Гавацци: — Ему никакой выгоды, а он все-таки объясняет, что «Авангард»…

Марианна(не поворачивая головы): — Просто смех на вас смотреть. Вас трое мужчин. Три начальника. И не можете ее прогнать отсюда?

Гавацци(впервые произнося это имя): — Марианна…

— Втроем не можете с ней справиться? Что же мне, кричать «караул»? Звать полицию?

Постояли-постояли под навесом у края неонового четырехугольника и ринулись в туман, через площадь. Есть среди них шустрые, есть нелюдимые: уткнутся носом в шарф или в воротник и ни гу-гу. А есть развязные, смешливые, горластые, глупые.

В последний момент, выходя из-под навеса, Марианна заметила: прибило парня ктротуару, как ветром буек к берегу… Стоит, расставив ноги;—придерживает мотороллер; руки в карманах куртки, воротник поднят, непокрытая голова побелела от инея. То ли насвистывает, то ли просто так губы сложил трубочкой. И не оборачивается. Какое там! Стоит боком и ждет. А может, он другую дожидается?

Марианна зашагала мимо него, в обход по кругу, но так, чтобы не выпасть из поля его зрения. Взгляд ее устремлен вперед, но невидимые антенны — сначала сбоку, потом позади — действуют. «Пусть дожидается кого угодно. Мне от этого ни холодно, ни жарко!» Кстати, сегодня действительно холодно! Холоднее обычного. Ага, заводит. Застрекотал, затарахтел мотор. Сальваторе подкатил сбоку, отталкиваясь ногами, не включив сцепления.

— Погода неважная, — словно извиняясь проговорил он.

Пауза.

— А мне нравится. Я люблю миланский туман.

Пауза.

— На заднем сиденье не холодно. Летом, конечно, лучше: можно ездить подальше, за город.

Марианна идет своей дорогой, расправив плечи, с высоко поднятой головой, не обращая внимания на холод и на парня, который едва за ней поспевает. Куда проще пробираться сквозь толпу пешком, чем сидя на мотороллере, который приходится катить ногами. Вскоре она обнаруживает рядом с собой не Сальваторе, а его «ламбретту». Мотор выключен. Сальваторе идет с другой стороны и подталкивает помеху, держась одной рукой за седло, другой — за рычаг переключения скоростей.

— Я-то езжу и зимой. Не за город, конечно, а в центр. Каждый вечер. Сегодня тоже поеду. Холодно. Даже уши щиплет. Я люблю. А на заднем сиденье ехать хорошо. При желании можно надеть теплые наушники, тогда еще лучше.

Пауза.

— Я видел: продаются на проспекте Верчелли. Не очень красиво, зато удобно, уши закрывают полностью. И стоят недорого.

Пауза.

— Если бы подвернулась подержанная «фиат-600» или «тополино»… [7] Название малолитражных автомобилей.

— Привет, «Авангард!»

Это Амелия. Она единственная из всех не прочь подружиться с Марианной, поболтать. Но пока не решается. Тоже придумала, острячка: «Привет, „Авангард“!» Или это она для храбрости? Коричневая фетровая шапочка ей идет и с васильковым плащом смотрится неплохо.

— Ты на восьмом или на двадцать втором?

— Приве-ет! — откликнулась Марианна, растягивая «е».

Тут Амелия замечает Сальваторе. С преувеличенным смущением извиняется:

— Ах, простите, простите. Простите, пожалуйста!

И бочком-бочком, помахав на американский манер рукой, влилась в людской поток.

Сальваторе: — Нет. Автомобили не по мне. Гробы. Разве что с откидным верхом… И чтобы верх всегда был опущен. При быстрой езде не намокнешь.

Долгая пауза.

— В прошлом году у меня была девчонка, ну, прямо шальная какая-то. Каждый божий день — в кино. Духотища, я не мог дождаться, когда сяду, наконец, за руль.

Пауза.

— Расстались мы с ней. Не из-за кино, конечно. Я ее водил все время, покупал два билета на балкон, без разговоров. Ты, говорит, не умеешь шутить. Я ей объяснил, что мы, южане, — народ особый, и шутим мы на свой лад. Да какие вы южане, говорит. Не южане вы, а деревенщина.