Роман Братны - Тают снега

К реальности его вернули чьи-то шаги: это Алексы встал со скамьи и подошел к зарешеченному окну.

- Сейчас нас вызовут... - успокоил его равнодушным голосом Колтубай.

До сих пор победитель и побежденный не разговаривали друг с другом.

- Сейчас? - спросил Алексы и тяжело сел назад. Колтубай подумал, что уже что-то подобное видел в налоговом управлении, где крестьяне с тем же упорством отчаяния ждут своей очереди.

- А чего ты, собственно, сидел в этих горах, а? - спросил Колтубай. Он знал, что незнакомца может успокоить только допрос.

Алексы посмотрел на него и уже открыл было рот.

- Черт, - сказал он.

- Ну... - поторопил его Колтубай.

- Молчи, - крикнул Алексы.

В дверях появился подофицер*.

* Подофицер - сержант.

- Чего вам? - спросил он тихо, с угрозой. Когда дверь за ним закрылась, они поняли, что их рассматривают как соучастников.

Колтубая ввели в небольшую комнатенку офицера следственного отдела. Второй человек с трудом мог поместиться тут же перед столом. Протоколист отсутствовал, да и трудно было бы ему здесь уместиться. В руках у молодого офицера был паспорт Колтубая.

- Только не будем врать, хорошо?

- Хорошо, я хочу говорить с шефом.

- Ха, высоко берешь.

- Ну тогда с воеводским шефом.

Офицер поднял брови вверх.

- Фамилия?

- Читайте, - пожал плечами Колтубай. У него было скучающее выражение лица.

- В таком паспорте? - удивился офицер. - Об этих бумажках, - он бросил перед Колтубаем его паспорт на имя Казимежа Мосура, - даже не будем говорить. Достаточно посмотреть на год рождения и на вашу седую голову. Мальчик. По документам. А по роже - старый разбойник...

- Только это и подлинное, - сказал каким-то хрипловатым голосом Колтубай. - Только фотография и дата рождения настоящие... Фамилию я придумал себе сам.

Офицерик сел на стуле поудобней, убежденный, что подследственный начинает сознаваться.

Даже когда Колтубай оказался в одиночной камере в конце коридора, то и тогда у него не появилось ни тени тревоги. Офицерик, не поверивший его заявлению, начинал ему надоедать. Только одно его удивило: в какой-то момент следователь вышел, и Колтубай отлично слышал, как тот велел заказать телефонный разговор. Заказать - значит, междугородный, подумал он, сохраняя полное спокойствие. Минут через тридцать офицера куда-то вызвали. Колтубай ждал, устав от стояния, когда тот вернется и предложит ему сесть. "Попрошу чаю", - решил он.

Офицерик вернулся мрачный как туча. Задав Колтубаю еще несколько вопросов, он неожиданно отослал его в камеру. И только.когда Колтубай уже лег на лавку и подложил руки под голову, он почувствовал первые признаки беспокойства. Это оно охватило его наряду с усиливающейся жаждой. Алексы, "С гор", находился в соседней камере в еще более беспомощном положении. Если шефа нет на месте, то он должен отреагировать, когда вернется в управление. Надо ждать. Беспокойство переросло в боязнь, что за это время упрямый офицерик может устроить ему очную ставку с Ниной. Он ненавидел страх и ненависть, которые когда-то порождал в людях.

Потом вскочил Алексы. Долго стучал, пока низкие своды не отозвались эхом. Он просто скажет офицерику: "Послушай, это я ликвидировал провидныка УПА. Два года тому назад возле Рудли. Если нет шефа, спроси кого-нибудь из воеводства".

Через некоторое время послышались приближающиеся шаги надзирателя. Заскрипел глазок.

- Проведи меня к следователю, - закричал Колтубай.

- Спи, скотина, ночь, - был ответ.

Никем не вызываемый, Колтубай просидел в камере весь следующий день. Он начинал проклинать свою договоренность с майором, что только тот должен был знать о действиях его чоты и иметь право доступа к делам.

"Видимо, он выехал на акцию, и я буду здесь гнить несколько дней", кипел Колтубай. Сыгранная роль Кровавого Васыля оборачивалась теперь гротеском параши, обеденной манерки, далеких шагов часового. То, чему он научился в роли Васыля, теперь пригодилось: ожидание. Тогда он ждал контактов, ждал акций, целыми днями ждал в "лисьей норе" - бункере сигнала, что чота СБ должна идти на встречу провидныка. А потом лес и школа ожидания, уже без надежды на быстрые перемены, ожидания, чтобы прошло время, а с ним ослабели бы и воспоминания, память о прошлом. Сейчас ему пришлось ждать всего лишь один день, а он уже устал выше всякой меры. Но не страхом - как раз его-то он и не чувствовал, не было причин. К вечеру он все-таки смирился с мыслью, что боится своего следователя. Мучительное беспокойство проистекало от того, что тот мог действовать, пользуясь отсутствием в воеводстве майора. Если он допрашивал Алексы, то у него было легкое - всего лишь 16 километров пути - подтверждение достоверности его показаний о Колтубае: сестра,учительница из села Пасека. Был один человек, которого Колтубай боялся в своих воспоминаниях, - Хелена. Он помнил ночи, полные кошмаров, когда, будучи начальником строительства моста, пешком тащился к тому месту, где обрывался железнодорожный путь, сидел, коченея на полотне, и тосковал до начала работы и с тоской, как небесной благодати, ожидал той минуты, когда можно будет покрикивать на ленивых крестьян. Со времени последней встречи с Ниной этот кошмар прошел. Нина была жива, и это каким-то образом освобождало его от плохих мыслей о Хелене. Теперь он видел в девушке свой "дом". Место, где он мог быть обыкновенным человеком. Колтубай помнил мосток, на котором они встретились с ней у реки, и постоянно хватался за него, как если бы тот был последним местом, где он был незамаранным.