Роман Братны - Тают снега

- Умеешь молиться? - спросил он вдруг. - Да? - и тронул голову лежащего пленного. - Ну так молись, - приказал он, словно принимая за подтверждение движение его головы.

- Не буду, - сказал тот.

- А умеешь? - благожелательно удивился Алексы.

Они обменялись первыми словами, странно бессмысленными.

- Умею.

- По-польски умеешь?

- И по-украински... - Алексы казалось, что он видит следы странной улыбки на лице, изборожденном тенями разгоравшегося пламени.

4

Уже прошло три года. Точнее - три с половиной. Мы стоим в строю. Лица на войне огрубели. Огромные ручищи привыкли держать винтовку. Сначала мы их молитвенно складываем, а потом широко, по-православному осеняем себя крестным знамением. Напротив поп, духовный ассистент командира какого-нибудь куриня или его "шеф штаба". Все это происходит в течение часа, предназначенного для политико-воспитательной работы. У преподавателя, вышеупомянутого попа, доставленного из тюрьмы, глаза закрыты, словно он хочет обмануть и себя, поверить в то, что он у своих.

Когда меня вызвали в штаб и там объяснили задание, я и слышать ничего не хотел.

- У нас есть связь. Мы перехватили курьера из Вены, у нас их ящик. Связь ведет прямо к провидныку* всего Закерзонского Края. У них Польша называется "Закерзонский Край", - добавил майор, шеф управления, организовывавшего акцию. - Провиднык - это, как вам известно, шеф всей организации. Мы перехватили курьера. Раскололся. Но его контакт ведет на куринь "Смертоносцев", разбитый месяц тому назад. Мы должны сформировать чоту якобы из людей этого разбитого куриня, она должна выйти на связь с другим куринем, штабом которого сейчас командует провиднык. Располагая перехваченными паролями, надо дойти до провидныка, взять его или вызвать облаву. Трудно, да? - пошутил майор. - Но... - тут он выдвинул ящик.

* Провиднык - руководитель.

Я ожидал, что он достанет карту, и с недовольным видом смотрел в окно. Но майор вынул из ящика небольшой сверток, достал из него кусок хлеба и начал есть.

-...Вы не обязаны, поручник Колтубай. Это задание особое, не военное: "слушаюсь, пан майор", не обязаны, - продолжал он пытать меня своим монотонным голосом. У него был вид спящего. - Но когда мы его возьмем, война будет закончена. Там, у провидныка, есть всё: явки, карты, списки. Слишком уж долго мы воюем, да? Впрочем, если это вас не очень увлекает...

Тридцать людей, отобранных в КБВ, милиции, УБ** - все с какими-то трагическими эпизодами в своих биографиях, и поэтому жаждущие возмездия, стояли в вышеупомянутом строю и слушали диктант попа.

** УБ - Управление госбезопасности.

Да. Знаю молитвы и по-украински. Это было за день до переброски чоты в лес, когда инспектирующий обучение майор устало пробормотал:

- А может, переделать и польское Ойченаш, а, поручник?

Энэсзэтовская* банда, орудующая в окрестностях, на которую могла наткнуться провокационная чота, отпускала с обрезанными ушами людей, которые оканчивали у них "духовную семинарию".

* Энэсзэтовская - относящаяся к НСЗ (Национальные вооруженные силы).

Почему я, собственно, согласился? Теперь, по прошествии стольких лет, всматриваться в себя так же нелепо, как разглядывать детали механизма часов с высокой горы.

А почему я должен был не согласиться? Из страха? Потому что хотел служить "просто в армии"? Так как: "а почему, собственно, я"? В конце концов это было доказательством того, как высоко ценят меня власти.

У попа были омерзительные, жирные космы, перепуганный вид. Майор что-то заподозрил. Однажды он приказал продиктовать себе уже выученную молитву и куда-то ее отнес. Проверяет - веселился я. Проверяет, не "сунул" ли поп туда что-нибудь такое, что дало бы возможность какому-нибудь набожному убийце учуять нас и разоблачить. Поп боялся, поэтому я ему верил. И оказался прав: больше майор к молитве не цеплялся. Проверена. Была не нужна. И вот теперь: "Ну, так молись", - приказал мне человек, который имеет право меня убить.

Теперь, когда моя голова находилась у стоп моего убийцы, я понял, что человек имеет право убивать людей. Правый - неправых.

Странное это было путешествие. В крытом брезентовом кузове грузовика светились красные точки сигарет. Несколько дней мы уже не говорили между собой по-польски.

- Дай прикурить.

- Але чортова дорога, трясе.

- Щоб тебе сильнiше не затрясло.

Кто-то насвистывал гайдамацкую песню. Кто в ушанках по случаю ранней весны, кто в бараньих шапках, несколько человек в немецких и несколько в польских полювках.