Вольтер - Диалоги Эвгемера

Эвгемер. Однако когда ваши эпикурейцы признают лишь бесполезных богов, занятых попойками и едой, разве они оказываются бо'льшими друзьями людей? Разве они этим подводят более прочный фундамент под добродетель и лучше утешают нас в наших несчастьях? Увы! Что толку, что в небольшом уголке Сицилии живет маленькое сообщество двуногих существ, худо ли, хорошо ли рассуждающих о Провидении?

Для того чтобы понять, будем ли мы счастливы или несчастны после своей смерти, следовало бы знать, может ли остаться от нас что-нибудь чувствующее, после того, как все наши органы чувств разрушены, что-нибудь мыслящее, после того как мозг, в котором рождаются мысли, источен червями и вместе с ними обращен в прах; может ли какая-либо способность или свойство живого существа продолжать жить, когда этого существа уже нет в живых? Эту проблему до сих пор не могла разрешить ни одна секта; более того, ни один человек не может понять ее смысл. Ведь если бы во время обеда кто-нибудь спросил: "Сохраняет ли заяц, поданный нам на блюде, способность бегать? А этот голубь - может ли он и теперь летать?" -- вопросы эти были бы совершенно нелепы и возбудили бы хохот. Почему? Да потому, что противоречие, невероятность бросается здесь в глаза. А мы уже довольно видели, что бог не может творить немыслимое, противоречивое.

Но если бы в мыслящее существо, именуемое человеком, бог вложил незримую и неосвязаемую искорку, некий элемент или нечто более неощутимое, чем атом элемента, - то, что греческие философы именуют монадой, если бы эта монада была неразрушимой; если бы именно она в нас мыслила и чувствовала, тогда я не вижу, почему было бы нелепым сказать: эта монада может существовать и обладать идеями и ощущениями после того, как тело, чьей душой она является, уже разложилось.

Калликрат. Вы согласитесь, что, если изобретение этой монады и не совсем нелепо, оно все же очень рискованно; не стоит основывать свою философию на вероятностях. Если дозволено сделать из атома бессмертную душу, это право должно принадлежать эпикурейцам: именно они - изобретатели атомов.

Эвгемер. Действительно, я не выдаю вам свою монаду за доказательство; я предложил вам ее как греческую фантазию, позволяющую понять, хоть и не полностью, каким образом незримая и существенная частица нас самих может быть после нашей смерти наказана или вознаграждена, как она может парить в блаженстве или страдать от кар; правда, я не знаю, могу ли я с моими рассуждениями и допущениями найти справедливость в наказаниях, которые бог налагает на людей после их смерти, потому что в конце концов мне могут сказать: разве не он сам, создав людей, обрек их на зло? А если так, за что их наказывать? Быть может, существуют иные способы оправдать Провидение, но нам не дано их знать.

Калликрат. Значит, вы признаете: вы точно не знаете ни что такое душа, о которой вы мне толкуете, ни что за бог, коего вы проповедуете?

Эвгемер. Да, я очень смиренно и с большим огорчением это признаю. Я не могу познать их субстанцию, я не понимаю, как образуется моя мысль, не могу представить себе, как устроен бог: я - невежда.

Калликрат. И я также. Утешим же друг друга: все люди нам в товарищи.

Диалог пятый

НЕСЧАСТНЫЕ ЛЮДИ -ОНИ СТОЯТ НА КРАЮ ПРОПАСТИ.

ИНСТИНКТ - ПРИНЦИП ЛЮБОГО ДЕЙСТВИЯ У РОДА ЖИВЫХ СУЩЕСТВ

Калликрат. Коль скоро вы ничего не знаете, я заклинаю вас поведать мне ваши предположения. Вы не объяснились со мной полностью. Сдержанность вызывает недоверие: философ, не обладающий чистосердечием, -- не более чем политик.

Эвгемер. Я не доверяю лишь самому себе.

Калликрат. Говорите же, говорите! Иногда в случайных догадках кроется истина.

Эвгемер. Ну, что ж. Я догадываюсь, что люди всех времен и стран никогда не высказывали и не могли высказать ничего, кроме банальностей, по поводу всего того, о чем вы меня сейчас спрашиваете, и особенно ясно я догадываюсь, что нам абсолютно бесполезно быть осведомленными в этих вещах.

Калликрат. Как бесполезно?! Разве, напротив, не абсолютно необходимо знать, есть ли у нас душа и из чего она состоит? Разве не было бы величайшим наслаждением ясно узреть, что потенция души отлична от ее сущности, что душа - это все и что она полностью обладает качеством ощущения, будучи формой и энтелехией, как прекрасно сказал Аристотель? И особенно, что синэреза -- это не обычная потенция!

Эвгемер. Все это, действительно, прекрасно. Но столь возвышенное знание для нас, очевидно, запретно. Видимо, у нас нет в нем необходимости, ибо бог нам его не дал. Мы, без сомнения, обязаны ему всем тем, что может служить нам проводником в этой жизни, - разумом, инстинктом, способностью давать начало движению, способностью давать жизнь существу нашего вида. Первый из этих даров отличает нас от всех прочих живых существ; но бог нам никоим образом не открыл принципа этого дара, значит, он не желал, чтобы мы его знали*. Мы не можем догадываться даже о том, почему мы шевелим кончиком пальца, когда того хотим, и каково отношение между этим маленьким движением одного из наших членов и нашей волей. Между тем и другим лежит бесконечность. Стремиться вырвать у бога его секрет, считать, будто мы знаем то, что он от нас утаил, -- это, на мой взгляд, смехотворное кощунство.