Ирина Грекова - Пороги

Гоша, шагая через две ступени, помчался в машинописное бюро, а она с радостной одышкой стала подниматься по лестнице. За спиной она чувствовала что-то вроде крыльев. В лаборатории, прослушав сбивчивый отчет Коринца о новых кознях читающего автомата, она подошла было к Владику Бабушкину, но тут ее позвали к телефону. Оказалось — Фабрицкий.

— Саша, ты только подумай, — закричала она. — Гошина диссертация кончена! Можно печатать!

— А? Очень хорошо, — отозвался Фабрицкий без особого энтузиазма. — Нюша, пожалуйста, зайди ко мне ненадолго. Я бы сам пришел, но у тебя там проходной двор, толком не поговоришь. Жду тебя.

Переваливаясь на ходу, Анна Кирилловна заспешила к Фабрицкому. Спешить-то ей как раз было нельзя. Врач-кардиолог сказал: «Все, что хотите, вам можно. Курить — пожалуйста. Выпить рюмочку — не запрещаю. Придет в голову, скажем... ну, это вам в голову не придет. Но все равно — можно. Единственное, чего вам категорически нельзя, — это торопиться». А сейчас она как раз торопилась к Фабрицкому, чувствуя по голосу: что-то неладно.

Саша вообще последнее время чем-то расстроен, а чем — не говорит...

Александр Маркович сидел мрачноватый, выпустил только полулыбки.

— Нюша, садись, есть разговор.

— В чем дело? Какие-то неприятности, да?

— Вроде. Не очень крупного масштаба, но все же... Прошу тебя, не волнуйся.

— За кого ты меня принимаешь? Я только по пустякам волнуюсь. Помнишь, на фронте: бомбы падают — не волнуюсь, а пропала пилотка — вне себя.

— Ну, ладно. Бомбы еще не падают. В сущности, я должен был бы тебе рассказать давно, но с меня взяли слово не разглашать. Видишь ли, с некоторых пор на меня стали поступать анонимки. Первая пришла в декабре. Вот, читай.

Фабрицкий вынул из «дипломата» «первую ласточку». Дятлова надела очки, прочла ее два раза.

— Какая мерзость! — сказала она наконец.

— Ну как, бомбы падают или пилотка пропала?

— Скорее пилотка. Я во гневе.

— А какая ты была тогда хорошенькая, в пилотке! — мечтательно сказал Фабрицкий. — Я, Нюша, был в тебя влюблен...

— А то я не знала! Женщина всегда такое знает.

— Кстати, я тебе не сказал, что анонимка напечатана на «Наири». — Анна Кирилловна свистнула. — Нюша, брось свои солдатские привычки. Привлекаешь внимание. Как ты думаешь, кто это писал? Явно кто-то работающий в нашем отделе. Или имеющий к нему отношение.

— Видимо, да. Здесь, между прочим, повторяются некоторые мои высказывания...

— Я заметил. Давно хотел тебе сказать: Нюша, будь осторожнее.

— У себя в отделе? Ну, знаешь, быть осторожнее в своем отделе... Ведь отдел — это все равно что семья.

— Иной раз и в семье не мешает осторожность.

— Ну, знаешь, я так жить не могу.

— Научишься.

— Саша, ты сам на себя не похож.

— Как раз похож. Но сейчас я озабочен. Я бы тебе не говорил, если бы это письмо было последнее.

— А что, были другие?

— Два.

— Это становится интересно.

— Вторая анонимка, — казенным голосом заговорил Фабрицкий, — отправлена в еще более высокую инстанцию, чем первая, тоже напечатана на «Наири» и имеет обратный адрес — «партком НИИКАТ». Она длинная, я ее законспектировал. Читай отсюда.

Не без труда Дятлова разбирала торопливый почерк Фабрицкого:

«В предыдущем письме авторы пытались выявить опасность того уровня коррупции и халтуры, которые царят в институте. К сожалению, письмо не привлекло должного внимания. Все руководство института, включая дирекцию, партком и местком, прогнило сверху донизу. В институте процветает блатмейстерство, кумовство, взяточничество. В качестве примера возьмем отдел, которым руководит Фабрицкий А.М. В свое время он получил докторскую степень за взятки, а теперь решил протащить в ученые своего сыночка, именуемого в дальнейшем Гошей. Отец-Фабрицкий без конца разъезжает по командировкам, всюду завязывает знакомства, нужные ему, чтобы пропихнуть защиту Гоши. Недавно он ездил в Тбилиси за казенный счет, чтобы встретиться там с академиком Бруновым, председателем совета, где планируется Гошина защита. Конференция шла на грузинском языке, которого Фабрицкий не знает, что не помешало ему угощать академика с чисто грузинским гостеприимством, не пожалев ни чахохбили, ни шашлыка из юного барашка, ни коллекционных вин. Растроганный этой щедростью, академик Врунов дал согласие...»

Анна Кирилловна подняла на Фабрицкого вопрошающий взор.

— Что ты так смотришь, Нюша? Конференция шла на русском языке, я делал доклад. Брунова в Тбилиси я не встречал вообще. Он дал согласие на Гошину защиту уже давно, до всякой моей поездки... Да что я перед тобой должен оправдываться? Писать объяснения?