Ирина Грекова - Пороги

— Это он вас боится. А всем другим свои стихи навязывает. Уже никто не берет под разными предлогами, а я взяла. Растрогался, руку поцеловал. Глаза такие грустные... Жалко его. Почему он такой... мученик самого себя?

— Судьба незаурядной личности. У него тяга к универсализму приняла отчасти карикатурные формы. Сама по себе эта тяга прогрессивна... Впрочем, нечто подобное я уже говорил, и не при вас ли? Прошу прощения. Старый Мазай разболтался в сарае.

— Игорь Константинович, не обижайтесь, но я ваши разговоры на умные темы не очень люблю. Вы гораздо лучше дома, с котятами, с Марьей Васильевной. В вас начинает просвечивать что-то человеческое.

— Польщен. Чем бы мне вас развлечь, если не разговорами? Музыку любите?

— Обожаю.

— Хотите, угощу вас синтетической музыкой?

— А что это такое?

— Музыка, сочиненная вычислительной машиной. Это мое увлечение, как теперь говорят, хобби. Терпеть не могу этого слова. Если уж на то пошло, то работа — мое хобби.

— А как же она ее сочиняет?

— По моей программе. Дело это не новое, опыты уже были, новое в моей программе то, что машине можно задать любой стиль. Например, русской народной музыки или же церковных песнопений. А можно приказать ей сочинять в манере любого композитора: Чайковского, Вагнера, Моцарта. Хотите, поставлю вам одну и ту же мелодию, обработанную в разных стилях? Мелодия самая простая, всем известная с детства: «Чижик-пыжик, где ты был?»

Полынин включил магнитофон. Зазвучала музыка. Марья Васильевна тревожно завозилась, несколько раз ударила хвостом по подстилке.

— На кого из композиторов это похоже? — спросил Полынин.

— На Пахмутову? — неуверенно сказала Даная.

— Почти. Я пытался здесь подражать стилю Бетховена, видимо не очень удачно. Хотите еще одну?

— Давайте. Только я ничего не понимаю в стилях.

Опять музыка. При первых же звуках Марья Васильевна насторожилась, подняла шерсть дыбом и закричала дурным голосом. Котята проснулись и запищали.

— Пожалейте кормящую мать, — сказала Даная. — Это под кого было?

— Под Баха. Талантливая кошка, тонко разбирается в музыке. Ставишь ей Чайковского — лежит спокойно, Бетховена — начинает бить хвостом, Баха — лезет на стенку. Она у меня индикатор правильности программы. Хотите еще один образец: стиль Шостаковича? У Марьи Васильевны он почти на уровне Баха.

— Нет, спасибо, — испугалась Даная, — знаете, я ведь соврала, что обожаю музыку. Люблю только песни. От классической у меня тоска.

— Что ж, дело вкуса. Чем бы вас еще развлечь? Показать старинные книги? У меня неплохая коллекция.

— Нет уж, пойду, — вздохнула Даная. — Погостила, и хватит. Дайте мне моего Чёртушку.

Она одевалась перед зеркалом, Полынин стоял рядом, держа корзинку, перевязанную платком, в которой возился и попискивал Чёртушка. Даная запахнула пальто, поправила волосы, брови и вдруг сказала:

— Знаете, я очень одинока. А вы?

— Уже привык.

— Может быть, вы все-таки могли бы в меня влюбиться?

— Исключено. Я, знаете, туп на любовь.

— Это я сдуру сказала. Считайте вопрос снятым. И вообще, я люблю одного человека, но без взаимности. Сказать, кого?

— Не надо.

— Ну, давайте корзинку. Спасибо за все. За чай, за котенка, за музыку. Будьте здоровы!

— Я провожу вас.

— Не надо.

Ушла.

— Магдалина...

— Что?

— Ничего. Просто мне нравится звук твоего имени.

— А мне не нравится. Родители, не подумав, назвали какой-то библейской грешницей.

— Не библейской, а евангельской.

— Все равно. До грешницы я не дотягиваю.

— И все-таки: Магдалина, Магдалина... Знаешь, на кого ты похожа с этой прической? На юношу с какого-то портрета эпохи Возрождения или Средних веков. Юношу в черном бархатном берете...

— Ростом мала.

— Это для нашего времени ты мала ростом. С тех пор человечество выросло. Знаешь, какие были тогдашние богатыри? По нашим стандартам — мелкота. Вес мухи. Я недавно в музее примерял мысленно рыцарские доспехи — латы, кольчугу, панцирь. Смешно: на половину меня не хватило бы. Так что когда мы читаем: «Богатыри в стальных доспехах...»

— Стальные души у них были. А где ваши стальные души, сегодняшние мужчины?

— Мы уступили их вам, женщинам.

— И напрасно. Сохранили бы свое при себе.

— Вы же не сохранили женственность.

— Некоторые сохранили. Я — нет.

— И все-таки: Магдалина, Магдалина... Не имя, а музыка. Магдалина, я тебя люблю. Известно тебе это?