Ирина Грекова - Пороги

— Я не приличен, — отозвался Полынин.

— А я? — жалобно спросил Шевчук. — Меня забыли.

Смех.

— Ничего смешного, — сказала Даная. — Никто из нас не безупречен. Взять такой эталон, как Александр Маркович. Все знают, что он с Феликсом был в самых дружеских отношениях. Возможно, что сам он не без греха и пользовался информированностью Феликса...

— На кой черт мне его информированность? — закричал Фабрицкий, окончательно потеряв самообладание. — Я не хотел об этом говорить, но вот дневник, который он вел в мое отсутствие. Максим Петрович, прочтите отсюда вслух что-нибудь по вашему выбору.

С меткостью теннисиста он швырнул на стол перед Кротовым черную клеенчатую тетрадь. Максим Петрович развернул ее, прокашлялся и начал:

— «Двенадцатого и тринадцатого июля Ярцева половину рабочего дня отсутствовала. Нешатов, который фактически руководит лабораторией, не применил к ней никаких мер, очевидно в силу особых отношений между собой и Ярцевой. Эти отношения следовало бы сделать достоянием общественности...»

— Подлец! — закричал Нешатов, вскакивая с места.

— Спокойно, Юра, — остановила его Даная. — Мы с тобой люди неподотчетные.

— А вот я уже вижу свое имя, — невозмутимо продолжал Кротов. — Это любопытно. В чем я провинился? Оказывается, получил командировочные, хотя счет за гостиницу имеет одну подпись, а не две. Ай-ай-ай, как же меня так угораздило? «Провел беседу с Кротовым о недопустимости таких явлений, но он отнесся несерьезно».

— Было такое? — спросил Фабрицкий.

— Ей-богу, не помню. (Смех.) Читаю дальше: «Однако, по слухам, у Кротова есть рука в министерстве, которая всегда обеспечит ему поддержку...»

Максим Петрович поднял смуглую, короткопалую руку и повертел ею в воздухе:

— Ей-богу, товарищи, никакой руки, кроме этой, у меня нет.

— А левая? — спросил голос.

— Ну разве что она.

Он поднял другую руку и смешно повертел обеими над головой.

— Читаю дальше: «Шевчук самовольно пригласил для ознакомления с Дураконом конкурирующую организацию и объяснял ей конструкцию объекта в течение двух часов...»

— Какой слух! — восхитился Шевчук. — Через пять перегородок и одну капитальную!

Опять смех. Кротов читал дальше:

— «Борис Михайлович Ган...»

— Предлагаю прекратить чтение, — сказал Полынин. — Жанр, в котором написан дневник, достаточно ясен.

— Да, — согласился Кротов. — Спасибо, Александр Маркович.

Он не без ловкости, правда медвежьей, перебросил тетрадь Фабрицкому. Запротестовал Ган:

— Я все-таки имею право знать, что обо мне написано.

— Извольте, — ответил Фабрицкий. — Читаю: «Борис Михайлович Ган находится в дружеских отношениях с представителем заказчика Чудовым, которому много лет обеспечивает ремонт машины». Борис Михайлович, вы удовлетворены?

— Все правда. С Чудовым я дружен, авторемонт ему обеспечиваю.

— Вопросы есть? — спросил Фабрицкий.

— Есть, — сказала Магда. — Александр Маркович, ведь это уже не первый раз Толбин замещал вас в ваше отсутствие? И он каждый раз представлял вам такой дневник? И вы с ним оставались в дружеских отношениях? Это не делает вам чести.

— Вы правы, не делает. Но можете мне верить или нет — я дневник тогда не читал. Засовывал куда-то и забывал прочесть.

Магда помолчала и сказала:

— Я вам верю.

— И все-таки не верите, что анонимщик он?

— И все-таки не до конца верю.

— Я сказал еще не все, что знаю, — в каком-то исступлении заговорил Фабрицкий. — Пока я был в командировке, какой-то негодяй терроризировал мою жену ночными звонками по телефону. Она подойдет — молчание. И так несколько раз в ночь. Она обратилась в милицию. Телефон, по которому звонили, был засечен. Владельцем его оказался... некий Толбин. (Шум.) Не Ф.А., а А.П., отец нашего с вами героя. Его вызвали, предупредили, что в случае повторения снимут телефон. С тех пор звонки прекратились.

Толбин сидел бледный как смерть.

— Как ты это объясняешь? — спросил Коринец.

— Не знаю. Я не звонил.

— Может быть, отец звонил?

— Не знаю.

— Вы все еще не убеждены? — наседал на Магду Фабрицкий.

— В том, что Толбин непорядочный человек, убеждена. Что он автор анонимок — нет.

— Опускаю руки.

Встал Владилен Бабушкин:

— Сейчас все выясним. Вопрос Толбину можно?

— Пожалуйста.

— Феликс Антонович, как вы относитесь к Анне Кирилловне Дятловой?

— В каком смысле?

— Считаете ли вы, что она нужный для отдела человек?

— Нужный ли человек?