Димитр Пеев - Аберацио Иктус

— «Икс» может оказаться и не Доневыми, а кем-то другим.

— Может, но это маловероятно. Интересно, сколько же людей хотело убить эту женщину?..

После того как был закончен официальный допрос, доктор Каролев пригласил Антонова пообедать в ресторане, даже попытался при этом заплатить по счету, и, когда ему это не удалось, как он выразился, «в качестве компенсации за беспокойство», он привел его к себе в дом «выпить настоящего турецкого кофе».

Вопрос Антонова о том, как Пепи их шантажировала и сколько получала с них, дал повод доктору заново наброситься на нее, ругая ее всячески. Каролев знал, что при каждом приезде сестра носила полные чемоданы добра к Пепи, а претензии алчной и бесстыдной шантажистки день ото дня росли…

Антонов хотел еще раз осмотреть квартиру Пепи и увидеть своими глазами материальные следы шантажа. Он давал себе отчет в том, что многое из полученных вещей Пепи могла реализовать через свой салон и взамен приобрести другие ценности. Может быть, надо было взять с собой какого-либо специалиста из таможенного управления для оценки вещей. Но он предпочел прежде сам сориентироваться.

…Внутри все оставалось так, как при последнем их посещении. Даже столик с тарелками и стаканами стоял там же. И все-таки чувствовалось, что прошло много времени, что никто уже не заботится об этом доме. Пыль тонким слоем покрывала мебель, воздух был затхлым… Он прошелся по квартире. Всюду вещи, вещи, вещи — немые свидетели смерти хозяйки. Они знали, что здесь произошло. Но они были немы1 Или же он не мог услышать их голоса…

Машинально Антонов начал перебирать гардероб Пепи. Там уже не оставалось места даже для одного, хотя бы легкого летнего платья, настолько плотно все было забито. Внизу, под одеждой, полным-полно обуви. Вся почти новая, фирменная. Видимо, Пепи не опускалась до вещей отечественного производства.

Антонов посмотрел в другом шкафу. И там все ломилось — прежде всего от всевозможного наитончайшего и дорогого женского белья: ночные рубашки, пеньюары, пижамы… Недавно он где-то прочел статью о преклонении перед вещами с Запада, о потребительском обществе, зараженном вещеманией. И сейчас он стоял перед блестящей иллюстрацией авторского тезиса. Всякие штучки здесь тоже были — и сложный, со многими дополнительными приставками американский аппарат для массажа, какие-то другие хитроумные приспособления, чье назначение, вероятно, не знала толком и сама Пепи. Они стояли распакованные, но явно никогда не употреблялись по своему прямому назначению…

Стало ясно: нужно приглашать специалиста, чтобы определить происхождение и цены всех предметов в этом частном музее западной бытовой и легкой промышленности. Антонов сел в холле и закурил. Ему было приятно посидеть одному и неторопливо подумать, не слыша ворчания и шуточек Консулова, не видя вопрошающих глаз Хубавеньского, ожидающего услышать от «старого волка криминалистики» очередное откровение. Вот так, сам с собой, наедине со своими мыслями…

Итак, пока у него не было никакой опорной точки в рассуждениях о том, как на самом деле развивались события, связанные со смертью Пепи, кроме показаний Сивкова. Предположим, она его встретила, ужинали вместе, принесла магнитофон из спальни, начали танцевать. Пили виски с содовой и льдом. Кто-то позвонил в дверь. Она выключила магнитофон. Позвонили еще раз. Она потушила свет. Ждали, обнявшись. Целовались. Решив, что «соседка» ушла, зажгли свет, пили еще виски, вновь танцевали… А через несколько минут этой началось.

Фосотион действует в течение одной-двух минут. С алкоголем и того быстрее. За несколько минут до смерти Пепи вновь пила виски. Значит, если верить Сивкову, это именно тот момент, когда она приняла яд. В бокале с виски! Бокал, который они нашли и в котором яда не оказалось…

Другой вариант. Допустим, Пепи сама бросила яд в свой бокал. Сивков же утверждает, что, напротив, она не могла убить себя. Предположим, он врет или не знает истинного положения дел. Они были вместе, сидели обнявшись, в темноте, когда кто-то позвонил, затем зажгли свет. Значит, он должен был видеть, как она «что-то» опустила в бокал. Нет, это совсем не так! А как?

Антонов почувствовал, что теряет нить размышлений и почва под ногами становится зыбкой. Установим твердо, продолжал размышлять он: Пепи сама себя приговорила! И Сивков не убийца. Не мог же яд сам попасть в рот Пепи! В квартире никого, кроме них двоих, не было. Доневы находились в Вене. Значит, события протекали не так, как их описывает Сивков. Выходит, он врет. Значит, он — убийца! Или… Что же получается?