Димитр Пеев - Аберацио Иктус

— А, Крум, как тебе это нравится?

— Интеллигентно и красиво жила рядовой товарищ парикмахер. Если продолжим поиски, наверняка чем-то запахнет…

— Что тут искать, и так все ясно. Гарнитур — из валютного, югославского изготовления. А на этой штучке для производства шума черным по белому ясно написано: «Грюндиг». И его не покупали в Центральном универмаге. Не будем говорить и о телевизорчике… Зато палас наш, отечественный, но дорогой. В общем, экономическая идиллия, так сказать, мирное сосуществование болгарских левов с презренной валютой…

Из кухни вернулся старший лейтенант.

— Ну как, Киров? — спросил Антонов.

— Ничего определенного не могу сказать, товарищ подполковник. Хаос следов — вероятно, все от покойной. Если требуется, то я их все проверю, но пока ничего подозрительного…

— Проверь, пожалуйста, и кнопку звонка. Учти, и ее подруга звонила, и наши тоже.

— А если она умерла от инфаркта? Зачем мы здесь ищем то, чего нет и в помине?

— Инфаркт в таком возрасте?

— Случается.

— Очень редко. Да и вид у нее совсем не как у сердечнобольной. Непохоже…

Пока они разговаривали. Консулов внимательно рассматривал стол. По тарелкам, ручкам вилок, ножа, ложки для раскладывания пищи, кругом проступали пятна от проявителя отпечатков, которым пользовался Киров. Но не на них смотрел Консулов.

— А что скажешь об ужине?

— Аппетитно. Ты не голоден?

— Три куска колбасы, один кусок «кайзера» и два ломтика ветчины, икра. Все.

— Тебе этого мало?

— Совсем мало, если представлю себе эту большую тарелку в ее первоначальном виде. Не допускаю, чтобы она была наполовину пустой. Здесь уместилось бы не менее полукилограмма мяса. Ты посмотри, сколько осталось икры. — Консулов театрально сглотнул слюну. — Нет, старина, здесь работали не менее двух человек! И притом серьезно. Посмотри-ка на ее изящные линии, она не могла одна справиться.

— Ты прав. Едва ли она так изысканно накрыла стол для себя одной. Разве что была влюблена в свою персону.

— Ну, до такой степени едва ли. Нет, здесь еще кто-то был…

— А тогда где его тарелка? — спросил Консулов.

— Темнеет. Не зажечь ли свет? — Киров потянулся к выключателю.

— Стоп! — почти крикнул Консулов.

— Я уже проверил выключатель. Снял отпечатки. Они размазаны напрочь.

— Не в этом дело. Кто погасил в квартире свет?

Они пришли днем, и никому в голову не пришло, что в квартире не горело ни одной лампы. А ведь события разворачивались здесь затемно, после ужина. Кто же погасил свет?

— Возможно, она — самоубийца, — предположил Антонов. — Она торжественно прощалась с жизнью, ужинала…

— В этом сосуде что-то было. — Консулов наклонился над высоким бокалом и со знанием дела втянул воздух носом. — Виски! А где бутылка? Не вижу.

— Она поужинала, приняла две пачки снотворного…

— Но и их нет.

— Потерпи. Найдем позже. Легла одетая. Элегантная. Хотела, чтобы ее нашли в таком виде. Это я могу понять. Но погасила свет, чтобы умереть в темноте. Хм-м…

— А пачки?

— Поищем после вскрытия. Если есть смысл…

— И все-таки я могу включить свет? — спросил Киров.

— Зажги. Я впишу в протокол, что свет был погашен, кроме… — Антонов принялся внимательно изучать протоколы дежурного наряда. — А может, они его погасили, когда пришли сюда после обеда? А в протоколе не отметили? Мелочи…

Осмотр остальных комнат занял еще несколько часов. Ничего, на что следовало бы обратить внимание, ничего подозрительного. Что можно предположить? Пока они действовали вслепую, не зная причин смерти. Конечно, нужно было расспросить свидетелей, поинтересоваться личной жизнью Пенки Бедросян, узнать, где находится ее супруг, и все такое.

Консулов как холостяк, у которого в запасе всегда оставалась масса свободного времени, предложил заскочить на обратном пути в салон, поговорить с ее коллегами или хотя бы обойти соседей. Приближалось время ужина. Соседки, которые обычно рассказывают гораздо больше, нежели знают, наверняка сейчас священнодействовали у плит. Жена Антонова тоже. Как только он представил себе ожидавший его ужин у телевизора, желание Антонова продолжать работу испарилось. Лучше не торопиться.

Открывая дверь квартиры, он уловил дразнящий запах жареного картофеля, и ему захотелось наесться от души.

— Это ты? — услышал он голос жены из кухни. — Я уже начала беспокоиться, что картошка остынет.

Антонов сунул ноги в домашние шлепанцы, ждавшие его за дверью, и вошел в спальню переодеться. Жена, «сливенская хозяйка», как ее называли и он сам, и его приятели, часто говорила ему: он ест больше, нежели следует, и поэтому толстеет с каждым днем. Готовила она действительно вкусно. Впрочем, не отрицая ее кулинарных способностей, он сознавал, что виноват сам — все приготовленное ею ему очень нравилось.