Дом Тары находился в десяти минутах ходьбы от нашего, но создавалось ощущение, что она вообще никуда не переезжала, потому что большую часть времени проводила у нас. Мать, Ханиф и Тара часто сидели в гостиной и обсуждали события в Пакистане, а потом Тара жаловалась на мужа и спрашивала, что делать, чтобы он не являлся домой пьяным. Мать говорила:
— Выгони его из дому, проучи его.
Как и моего отца, моего зятя часто выгоняли из дому.
Через три месяца после возвращения из Пакистана мать сказала, что мне нужно сходить к врачу. Я, как всегда, не могла спросить почему — я никогда не выказывала сомнения по поводу слов матери, но теперь я уже не доверяла ей, — однако догадывалась, что она хочет проверить, беременна я или нет. А что, если нет? Она снова отошлет меня в Пакистан?
В приемной врача мать сказала мне:
— Когда будем у доктора и он спросит о ребенке, предоставь все объяснения мне.
Доктор Уолтерс, наш терапевт с тех пор, как мы переехали в Глазго, был человеком пожилым. Когда он закончил осмотр и обратился ко мне, голос его звучал по-доброму:
— Что ты будешь делать? Ты сможешь ухаживать за ребенком? Ты ведь сама еще ребенок!
Мать положила мне руку на колено — молчи! — означал ее жест — и заговорила с доктором.
— Я ездила с ней в Пакистан, и однажды ночью она ушла гулять и переспала с мальчиком. Так она и забеременела, доктор.
У меня перехватило дыхание, и я прикусила нижнюю губу. Но я не посмела обвинить мать во лжи. Мне хотелось сделать это, но я не могла, не при докторе. Комок гнева, порожденного ее дешевой уверткой, камнем лег мне на дно желудка, и впервые с начала беременности стало тошно, но тошнило меня от ярости и отвращения. Я взглянула на мать, но та, как обычно, отвела взгляд.
— Я все время буду рядом с ней, я помогу ей, — быстро сказала мать, будто почувствовала, что я хочу рассказать доктору Уолтерсу правду.
Пожав плечами, доктор прописал мне таблетки, содержащие железо, сказал, чтобы я пила их по одной в день, и пообещал записать меня на прием в женскую консультацию.
По дороге домой мать попросила у меня рецепт и порвала его, говоря:
— Ты не будешь принимать эти таблетки. От них ребенок вырастет большим, и тебе будет трудно, когда он захочет выйти наружу.
Я шагала домой рядом с матерью, и глаза мне разъедали слезы.
Несколько недель спустя настало время идти на прием в женскую консультацию. Меня сопровождала Тара, и я не сомневалась, что это мера предосторожности, чтобы я не сказала ничего лишнего. Пока мы ожидали своей очереди, Тара сказала:
— Если тебя спросят о беременности, скажи, что переспала с кем-то и не знаешь, где он сейчас.
Ее слова заставили меня почувствовать, что я совершила нечто недостойное. Когда я вошла в кабинет, даже медсестра, казалось, неодобрительно нахмурилась. Возможно, доктор сделал какие-то пометки в моей карточке и она прочла их. Мне хотелось крикнуть всем и каждому, что я не сделала ничего плохого.
Медсестра осмотрела меня и сделала УЗИ. Она нанесла на мой выпяченный живот какое-то желе и стала водить по нему машинкой, все время глядя не на меня, а на маленький экран, к которому эта машинка была присоединена. Размытые серые силуэты то вырисовывались на экране, то снова расплывались. Медсестра заговорила, отрывисто сообщая мне, что она видит:
— Так-так, вот и малыш. Вот голова и рука ребенка, видите?
Я посмотрела, куда указывал палец медсестры. В этот момент я впервые увидела своего ребенка. Голову было не очень четко видно, но я разглядела крошечное бьющееся сердце, когда медсестра указала на него. От этого зрелища у меня перехватило дух. Внутри меня растет ребенок, вот бьется его сердце, прямо передо мной, на экране. У меня на самом деле будет ребенок!
Медсестра взяла у меня кровь на анализ, а потом пришла акушерка и объяснила, что я беременна шестнадцать недель и пройдет еще двадцать четыре недели, прежде чем ребенок родится. Голос акушерки был добрым, и мне стало немного легче.
— Вы чувствовали, как малыш шевелится? — спросила она.
— Не знала, что он должен двигаться, — ответила я, качая головой.
— О, да, — акушерка улыбнулась и приобняла меня за плечи. — Возможно, вы не ожидали этого, но теперь, когда вы знаете, уверена, вы почувствуете, как он шевелится.
По дороге домой я сказала Таре:
— Акушерка сказала, что я должна почувствовать, как ребенок двигается.
— Откуда я знаю, отстань!
Резкий тон сестры заставил меня молчать всю оставшуюся дорогу. Воодушевление, которое я только что испытала, куда-то испарилось.
Читать дальше