Бертольд Брехт - Разговоры беженцев

Циффель. Очень дельное замечание. Я за такую страну, где имеет смысл не быть целомудренным.

Они возвратились, пройдя еще раз через большую привокзальную площадь.

Затем они попрощались и разошлись - каждый в свою сторону.

5

Перевод А. Гитлиц.

Мемуары Циффеля, глава II. Заботы великих людей. Владеет ли состоянием

Какевотамм?

К тому времени, когда Циффель и Калле снова встретились, Циффель уже

успел написать следующую главу своих мемуаров.

Циффель (читает). "По профессии я физик. Один из разделов физики механика - играет большую роль в жизни современного общества, однако лично мне с техникой почти не приходится иметь дела. Даже те мои коллеги, идеями которых пользуются инженеры, создатели пикирующих бомбардировщиков, я даже сами эти инженеры - вроде как окопавшийся в кабинете железнодорожный чин не ведают, что творят.

Лет десять моей жизни прошли в институте, который находился на тихой зеленой улочке. Обедал я в соседнем ресторане, за порядком в доме следила приходящая служанка и общался я только со своими сослуживцами.

Я жил безмятежной жизнью "интеллектуальной бестии". Я уже упоминал, что мне довелось учиться в образцовой школе, и к тому же я обладал известными, пусть не слишком большими, привилегиями, которые, однако же, изрядно облегчали жизнь. Я вырос в так называемой "хорошей семье", и мои родители не пожалели денег на то, чтобы дать мне приличное образование, - это позволило мне вести жизнь совсем не такую, какую вели миллионы горемык вокруг меня. Я жил настоящим барином: мог трижды в день есть горячее и не отказывал себе в сигаретах, вечером мог пойти в театр и даже каждый день мыться в ванне. Ботинки я носил по ноге, брюки не пузырились на коленях. Я мог позволить себе любить живопись и в музыке тоже не был профаном. А так как я говорил со служанкой о погоде, то прослыл гуманистом и демократом.

Время тогда было сравнительно спокойное. Правительство республики было не то чтобы плохое и не то чтобы хорошее, а значит, в общем, сносное, поскольку оно занималось главным образом собственными делами распределением постов и т. п., а простых смертных, так называемый народ, который не имел к нему прямого касательства, не слишком обременял своим вниманием. Так или иначе, каковы бы ни были мои природные данные, я довольствовался ими - и жил не так уж плохо. Конечно, не все у меня протекало гладко - и на работе и вообще. Случалось иногда быть грубым с женщиной или с коллегами, случалось и поступиться принципами, - но все это были сущие пустяки, стоившие мне не больше труда, чем любому человеку моего пошиба. К несчастью, дни республики были сочтены.

Я не собираюсь, да и не в состоянии дать картину молниеносного роста безработицы и всеобщего обнищания или тем более разобраться в том, каковы были движущие силы, приведшие к таким последствиям. Самым пугающим в этой ситуации как раз и была невозможность разобраться в причинах, которые вызвали катастрофу.

Казалось, весь цивилизованный мир вдруг свело страшной судорогой, и никто не мог понять, почему. Деятели из научно-исследовательских институтов, которым надлежало изучать конъюнктуру и которые располагали точными данными о развитии экономики, только покачивали головой в доказательство наличия таковой. Тогдашних политиков трясло как балки во время землетрясения. Статьи о научных открытиях в области экономики сошли на нет, зато расплодилось множество астрологических журналов.

Я обнаружил одну удивительную вещь.

Вот к какому заключению я пришел: в центрах цивилизации жизнь до такой степени запуталась, что даже самый светлый ум был уже не в состоянии охватить ее полностью, а следовательно, делать какие-либо прогнозы. Наше бытие, самое наше существование всецело зависит от экономики, а это такая хитрая штука, что разобраться в ней мог бы только ум необыкновенный, какого и в природе-то не существует! Человек создал такую экономику, что разобраться в ней под силу только сверхчеловеку.

Попытки исследовать создавшуюся ситуацию встречали на своем пути непреодолимые трудности. В связи с этим нельзя не вспомнить принцип неопределенности Гейзенберга, одно из последних открытий современной физики. Суть тут в следующем: изучение микромира, процессов, происходящих в атоме, затруднено тем обстоятельством, что необходимо располагать оптическими приборами огромной увеличительной силы. Источник света в микроскопе должен быть исключительно интенсивным, а это непременно вызовет в атоме перегревы и смещения, иными словами, революционные сдвиги. Таким образом, изучая микромир, мы неизбежно становимся виновниками катастроф, потрясающих материю. Тем самым мы изучаем не естественную жизнь микрокосмоса, а жизнь искаженную, искусственно созданную нашим вмешательством. В социальной сфере, видимо, имеют место аналогичные явления. Социальные процессы, ставшие объектом исследования, оказываются небезразличными к этому исследованию они существенно видоизменяются. А именно - революционизируются. Вероятно, именно поэтому во влиятельных сферах не поощряют сколько-нибудь серьезных исследований в области социологии.