Перед известными книгами спрашиваешь себя: кто будет их читать? Перед известными людьми -- что могут они читать?.. Потом то и другое сходится.
Стремление к удобствам, желание как можно комфортабельней устроиться -отличительная черта посредственности.
До сих пор гонения всегда происходили (или почти всегда) во имя религии. Когда же свободомыслие в свою очередь кого-нибудь преследует, религия находит это чудовищным. Но можно ли сказать, что здесь действительно гонение? Мне всегда было трудно согласиться всерьез с тем, чему нас заставляют верить. Последние свидетельства этого съезда (заседание Национального комитета социальных и политических наук) целиком противоречат первым, да и первые -- не что иное, как только сплетня. Но они называют "гонением" защиту ребенка от калечащего его мозг духовенства. Им хорошо известно, что никогда нельзя стереть первое впечатление, а если можно, то с громадным усилием, на которое способны очень немногие.
Что может быть более пустым и глупым, чем фраза, которой R. P.* de J. заканчивает свою декларацию? Существуют незыблемые принципы, в которых не дозволено сомневаться. Не потревожив покоя этих прекраснодушных особ, человечество не идет и не может итти вперед.
_______________
* Reverend pere -- преподобный отец. (Прим. перев.) _______________
Только что стало известно о принятии Францией гуверовских предложений; но она приняла их так неохотно, что другие заинтересованные нации колеблются, стоит ли ее благодарить, а это означает, что она теряет свое моральное преимущество, которым могла располагать, отказавшись от долгов. Политики могут много разговаривать о "моральных преимуществах", но сами отлично знают, что верят им только простофили.
С тех пор, как у меня пропало хорошее настроение, я постоянно боясь омрачить радость ближнего. Лучше всего я себя чувствую, когда могу усилить чью-нибудь радость.
Я постоянно восхищаюсь уравновешенными людьми: они никогда не сделают промаха. А я благодаря своей бессоннице никогда не могу на себя положиться. Вот откуда у меня боязнь всевозможных свиданий и приглашений... Вдруг теряю самообладание; зато я могу представить себе положение тех, кто совсем его лишен. Я жалок только по временам. Даже падая в пропасть, я чувствую, что могу вскоре подняться. Тогда я прячусь, словно больной пес; стараясь никого не видеть, жду, пока это пройдет.
Безнадежная монотонность записок Барреса (третий том). Мысль на привязи и вечно крутиться вокруг своей конуры. Цепь эту он надел на себя сам, но не обошлось и без помощи Тэна.
Интересная страница о Гюго ("Воспоминания Мориса", стр. 167 и сл.). Если ее отбросить, какая скучища эти записки Барреса! Все, что он любит, все, чем он интересуется, все, чем он любуется, -- все это так далеко от меня... Идя в кафешантан, он боится испортить свой "вкус"! Что за тупые педанты выйдут из тех, кто поддается его влиянию! Ложный вкус, ложное достоинство, ложная поэзия и подлинная любовь к ложному величию; но что не может не трогать в нем, -- это его безукоризненная честность. В его привязанности к Лотарингии есть даже нечто патетическое -- "в том, по крайней мере, могу быть убежден, что здесь не ошибаюсь".
В третьем томе его сочинений тщетно ищешь мучительных признаний, которые отдали бы его на милость нашей критике и нашим симпатиям.
Когда он говорит о какой-нибудь книге, мне всегда за его словами чудится услужливый друг-приятель, внушивший ему все это. Когда он цитирует, я всегда сомневаюсь, чтобы он читал написанное перед цитатой и после нее. Слишком хорошо я знаю, как он пользовался чужими сведениями. У него почти совершенно не было интереса к книгам (мне припоминается, что на улице Лежандр, на полках за фальшивыми переплетами скрывались гребни, щетки и флаконы духов). В чужих описаниях он ищет чего-нибудь годного для укрепления и поддержания собственных познаний, а в поэзии, и то лишь иногда, какой-то смутной экзальтации. Думаю, что у него совершенно отсутствовал интерес к естественным наукам.
И вдруг две поразительные страницы -- "Рассказ о посещении странноприимного дома" -- могут быть сравнены с "Choses vues"* Гюго; они показывают, что мог бы дать Баррес, если своим советчиком сделал бы самого себя, а не носился бы со "своими" покойничками. Эти страницы -- прекрасны. В антологию Барреса их непременно нужно включить: они освещают его с самой лучшей стороны.
_______________
* "Виденное". (Прим. перев.) _______________
Удобные идеи ложны...
Заправский журналист никогда не напишет: "они готовы начать переговоры с Советами", а непременно: "они готовы игнорировать все преступления прошлого и нежно пожать кровавую руку московских палачей". Вся статья "Лозаннской газеты" (от 6 июля) выдержана в этом тоне. Подписано: Эдм. Р. и озаглавлено: "Америка против Советов". Статья полна "благородного" негодования.
Читать дальше