Джон Апдайк - Рассказы о Маплах

— Это что, гонка? — спросил Ричард.

Медик неловко, но твердо вложил в пальцы Ричарда тампон и сам поднял ему руку.

— Подержите пять минут, — сказал он.

— Что будет, если я не стану?

— Испачкаете себе рубашку. На днях одна моя пациентка, — обратился интерн к старику, — уже собралась уходить, как вдруг бах — и ее нарядное платье оказалось испорчено. Она шла на симфонический концерт.

— В таких случаях они норовят взыскать с больницы стоимость чистки, — пробурчал старик.

— Почему у меня шло медленнее? — спросила Джоан, помахивая поднятой рукой то ли от обиды, то ли от слабости.

— С женщинами обычно так и бывает, — сказал интерн. — В десяти случаях из десяти мужчины обгоняют женщин. У них сильнее сердце.

— Неужели?

— Так и есть, — вмешался Ричард. — Нечего спорить с медицинской наукой.

— В корпусе «С» спасли женщину, попавшую в аварию, — сообщил старик. — Теперь, говорят, она подает на больницу в суд за то, что потерялся ее зубной протез.

За такой болтовней пролетело пять минут. Ричард устал лежать с задранной рукой. То ему уже казалось, будто их с Джоан заперли в классе, где их никто не узнает, то, что они части головоломки, которую невозможно разгадать. Кому же придет в голову ответ: «Две белые березы на лугу».

— Если хотите, можете сесть, — разрешил интерн. — Только не отпускайте место прокола.

Они сели на своих кушетках, тяжело свесив ноги.

— У тебя не кружится голова? — спросила Ричарда Джоан.

— При таком могучем сердце? Не будь столь самонадеянной.

— Как вы думаете, ему понадобится кофе? — спросил ее интерн. — Я сейчас же закажу.

Старик завозился в кресле, готовясь встать.

— Не надо мне никакого кофе! — Ричард выпалил это так громко, что мысленно превратился в персонаж из обиженной стариковской болтовни, в ту же Айрис, хотя не такого богатырского роста: «Я встаю, чтобы принести кофе для полудохлого психа в лаборатории, а он на меня набрасывается, чуть голову мне не откусил!»

Чтобы продемонстрировать свое остроумие и полную вменяемость, Ричард указал на сданную ими кровь — два тугих пластиковых мешка — и заявил:

— В Западной Виргинии, откуда я родом, с собак иногда снимают таких же насосавшихся клещей!

Во взглядах слышавших его сквозило удивление. Он сказал не совсем то, что хотел? Или они никогда не видели уроженцев Западной Виргинии?

Джоан тоже показала на пакеты с кровью.

— Это наша? Вот эти кукольные подушечки?

— Наверное, надо отнести одну Бин, — предложил Ричард.

Интерн, судя по всему, сомневался, шутка ли это.

— Ваша кровь будет зачислена на счет миссис Хенрисон, — проговорил он без выражения.

— Вы что-нибудь знаете о ней? — спросила Джоан. — Когда ее ре… Когда ее будут оперировать?

— Думаю, завтра. Там еще операция на открытом сердце в два часа, для нее понадобится шестнадцать пинт.

— О… — Джоан была впечатлена. — Это же весь объем крови одного человека…

— Больше, — бросил интерн с царственным жестом, обещающим дары и отвергающим хвалу.

— Можно нам ее навестить? — спросил Ричард, чтобы сделать приятное Джоан. (Он не забыл, как она его стыдила.) Он не сомневался в отказе.

— Спросите у медсестры. Обычно перед такими серьезными операциями пускают только близких родственников. Думаю, с вами уже все. — Он имел в виду проколы. У Ричарда осталась маленькая ранка. Интерн обмотал ему руку ярко-оранжевым липким бинтом, такими пользуются только в больницах. Упаковка — их специализация, подумал Ричард. Они упаковывают человеческие останки для окончательной отправки. Шестнадцать кукольных подушек, одинаково темных и аккуратных, и все для одного открытого сердца; стоило ему представить такое, и жажда порядка сошла на нет.

Он опустил рукав и сполз с кушетки. Еще не успел коснуться ногами пола, а уже понял, что на него уставились три пары глаз в ожидании скандала, полные опаски и вожделения. Он встал, посмотрел на них сверху вниз и запрыгал на одной ноге, чтобы попасть другой ногой в ботинок, потом попрыгал еще. Последовали движения, которые он еще помнил по урокам танцев в семилетнем возрасте, когда его каждую субботу возили за двенадцать миль, в Кларксберг. Поклон жене, улыбка для старика. Интерну он сказал:

— Всю жизнь люди ждут, что я грохнусь в обморок. Не знаете почему? А я все не грохаюсь.

Пиджак и пальто показались ему странноватыми, какими-то скользкими, легкими, но уже в конце коридора пространство вокруг приобрело привычные пропорции. Джоан шагала рядом с ним и смиренно молчала, как ни просились с ее языка вопросы. Они вышли через широкую стеклянную дверь. Сквозь дымку из последних сил пробивалось чахлое солнце. За их спинами, где-то наверху, лежал и грезил о своих песках накачанный снотворным король Аравии. На своей койке миссис Хенрисон принимала двойню — одинаковые пакеты с кровью. Ричард стиснул плечи жены и зашептал, уходя с ней в прочувственном объятии: