Анна Коркеакиви - Нежданный гость

Эйфория, охватившая ее поначалу, поутихла. Да, она может без всяких опасений ехать в Дублин. Да, деньги, которые она привезла, не пошли на покупку оружия или взрывчатки. И все-таки она согласилась привезти деньги. Значит, было намерение. И еще она тогда взяла напрокат фургон. Найл, по крайней мере, считал себя солдатом. А она? Просто безвольная девчонка.

Запищал телефон — кто-то прислал сообщение. Она достала смартфон из кармана.

Где ты??? Эдвард.

Три вопросительных знака — совсем не похоже на Эдварда. Она взглянула на часы — десять минут седьмого. Он сейчас приводит в порядок рабочий стол и готовится идти с помощником министра в посольство на коктейль, предшествующий ужину, который пройдет в более узком кругу.

«Дома», — написала она.

На телефоне целых три пропущенных звонка. Она переключилась на голосовые сообщения, услышала голос Эдварда и вернулась к двум другим звонкам. Джейми звонил, но не оставил сообщения.

Она нашла в записной книжке его номер.

Автоответчик прокричал прямо в ухо голосом Джейми: «Мы все живем с напрягом / В стране под чужим флагом. Это Джеймс. Оставьте сообщение. Или не оставляйте. Мне плевать».

Она нажала отбой. Если его нет дома, будет звонить всем его парижским приятелям, пока не найдет. Всему есть предел.

Кабина с лязгом шла вниз, но еще не достигла вестибюля. Клэр запахнула кардиган. Близится вечер, и становится прохладно, как всегда весной после теплого дня. Весеннее тепло обманчиво — не замечаешь, как начинаешь зябнуть. То же и с возрастом: мир, казавшийся таким теплым, вдруг поворачивается холодной стороной.

Словно не было последних двадцати лет. «Слышала — Найл пропал? — спросил кузен Кевин, заскочив к ней в Кембридже через пару месяцев после ее возвращения из Дублина. — Папа думает, он поехал домой и опять связался с этими. Ну, с теми самыми, понимаешь? И конечно, что-то не сложилось». Сразу после его ухода она отправилась в библиотеку и просмотрела все газеты, которые получал Гарвард, в надежде хоть что-нибудь узнать. Ничего не нашла, и пришлось выпытывать у тети и дяди. «Еще раз спасибо за прошлое лето, — сказала она, специально приехав к ним в воскресенье перед Рождеством. — Нам всем было так хорошо вместе. Как думаете, Найл будущим летом приедет?» Тетя закрыла лицо руками, а дядя покачал головой и объяснил причину: родные Найла завернули в простыню то, что рыбы и прибой оставили от его тела, и похоронили в закрытом гробу. И потом на протяжении многих лет она видела его лицо в толпе и думала, что видит собственные воспоминания о своей юности. Но она ведь действительно видела его. Сегодня утром в «Бон марше» он глядел на нее поверх рядов британских консервов и ирландского сыра. А днем — сквозь окно парикмахерской. Он следил за ней. И она вовсе не сошла с ума. С цифрами у нее и правда нелады, но лица она не путает.

Турок. Он ведь тоже где-то бродит.

Лифт со вздохом остановился перед ней. Она вошла в кабину, закрыла дребезжащую решетку двери и нажала кнопку своего этажа.

«Надеюсь, врач действительно существует и подтвердит показания турка. Punto [65] Все (um.). . Сегодня больше не думать о турке».

Но не думать о Найле невозможно. Он будет ее ждать.

Лифт медленно пополз вверх. Там ее встретят Амели, ее кузина, Матильда, приглашенный на сегодняшний вечер официант. Если повезет, то и Джейми. Все они чего-то от нее ждут. И еще ее ждет все остальное: ритуалы — дни рождения, юбилеи, свадьбы, крещение внуков и всякие сопутствующие мелочи вроде галстуков Эдварда. Все, что организует ее жизнь и придает ей определенные очертания, как обведенные карандашом предметы натюрморта, придает смысл тому, что иначе казалось бы бесконечным туннелем, безвоздушным пространством, подобным тому, что втянуло ее в водоворот Дублинского аэропорта двадцать лет назад, а сейчас с каждой минутой тащит к неизбежному финалу. «Я вымерил кофейной ложкой жизнь» [66] Элиот T. С. Любовная песнь Альфреда Пруфрока. Пер. Н. Берберовой. . Какими умниками казались они себе в те студенческие годы, когда читали T. С. Элиота! Разобрали Альфреда Пруфрока по косточкам, вытащили наружу каждый оттенок смысла — и ничего не поняли. «Прочтите, пожалуйста, вслух и переведите эпиграф, взятый Элиотом из „Ада“ Данте», — попросил ее профессор, потому что она специализировалась по романским языкам, и она бойко протараторила итальянский текст, словно подчиняя его себе: «Ma però che già mai di questo fondo / Non tornò vivo alcun, s’i’ odo il vero, / Sanza tema d’infamia ti rispondo».