Софрон Данилов - Тоскин

Как ты понимаешь, в новый состав райкома я не вошёл. Не сразу поверил я в реальность происходящего — так неожиданно всё было. Наконец понял: теперь всё кончено… Метался в пустой квартире как сумасшедший, потом выскочил на улицу. Тьма непроглядная. Ноги сами понесли меня к Даше. На полдороге остановился, словно кто-то толкнул: «Зачем к ней идёшь, ведь она и довела тебя до этого!» А к кому идти? Оказывается, нет у меня друга. Ни одного. Стою один. Вокруг ночь, тёмная, холодная. Повернулся, пошёл домой. И вдруг затявкала откуда ни возьмись собачонка. Мне захотелось подозвать её, забрать с собой, разделить с ней своё одиночество. Подзывал её по-разному — боится меня. Пытаюсь поймать её — отбегает. Тогда надумал заманить её каким-нибудь куском. Побежал домой. Вернулся на то место, а собачонки нет. Чуть не плача, выкликал её из темноты — не отозвалась. Не отозвалась… Вот так-то.

Утром отправился к Силянняхову — сам не знаю зачем, по привычке, что ли. Он с представителем обкома сидит рядышком, голова к голове. При моём появлении сразу умолкли. Поздоровались. Видно было, что я пришёл не ко времени и мешаю им. Тут зазвонил междугородный телефон.

— Кирик Григорьевич, — сказал Силянняхов, — зайдите, пожалуйста, попозже. Сейчас мы заняты.

Что делать — вышел. Я догадался, что разговор будет с обкомом обо мне.

Уехал я к себе, из райсовета позвонил в Якутск. Соединили меня с начальством. Доложил я о конференции и результатах выборов. В действительности, сказал я, на конференции не было названо никаких фактов, компрометирующих меня как человека и руководителя. Я — жертва сплетен. Необходимо вмешательство высших партийных органов.

Товарищ этот опытный, ответственный работник.

— Ладно, посоветуемся, — сказал он и сразу положил трубку: видно, ему уж было известно, что произошло у нас.

Долго я сидел как оглушённый. Но постепенно успокоился, стал разбирать бумаги, хотя и не было желания что-либо делать. Пусть ещё не освобождён формально сессией райсовета, вопрос о моём снятии с работы фактически уже решён: разве будут держать во главе райсовета человека, не получившего доверия коммунистов района. Это понятно всем. Сегодня нет у дверей кабинета стоящих в очереди ко мне на приём. Разбираю бумаги, а время тянется медленно-медленно…

Домой пришёл, лёг на диван и провалился в тяжёлый сон, как камень в воду.

Проснулся от ударившего в глаза яркого света. Сперва не понял, где я? Почему лежу одетый? Вдруг вижу, стоит Даша.

— Здравствуй, — тихо сказала она и лёгким привычным движением поправила кружевную накидку на стенной полочке.

— Здравствуй, — сказал я, всё ещё лёжа на диване.

С какой-то странной, но тёплой, играющей на губах улыбкой смотрела она на меня. «Милая, пришла. Не оставила в беде», — подумал я и спросил:

— Слышала?

— Слышала.

Я ждал сочувствия, ждал слов примирения. И она заговорила:

— Любят не за что-то, а просто. Не надо мне ни твоих должностей, ни обманчивой славы… Кирик, поедем в Татту, в моё родное село. Будешь работать зоотехником, а я — учить детей. Люди там простые, хорошие. Земля красивая… Весной прилетают белые журавли…

— Сними пальто, — сказал я, растерянный, — как-никак этот дом был твоим.

— Я тороплюсь. У меня уроки в школе.

«Уроки… Ишь, какое большое дело её уроки!»

— Почему тогда пришла? — я сам испугался своего гневного голоса. — Отвечай, почему пришла?

— Посмотреть на тебя…

— Ну, смотри, радуйся! Сбылись твои слова. Вышибли под зад коленом! Съели!

— Никто тебя не вышибал. Сам себя съел.

— Ты съела вместе с Силянняховым. Сговорился тайком с дружками. Доконал… — от досады я кулаком бил по дивану.

И тут я увидел, как мгновенно посуровело лицо Даши. Мне бы опомниться, остановиться, но я ещё пуще заорал:

— Съели!.. Отомщу!..

— Кирик, я и раньше говорила тебе, что всё так кончится!

— Злорадствуешь?!

— Какое там злорадство! Себя виню — не смогла спасти тебя…

— Это ты меня от кого спасать собралась?

— От тебя самого.

— А-а?! Дура! Спасла бы лучше от Силянняхова! От своих капризов!

— Просто не верится, что ты ничего не понял… Силянняхов не имеет никакого отношения к тому, что произошло. Во всём виноват ты сам.

— Если пришла сказать именно это — вот дверь!

— Где дверь, я сама хорошо знаю, — и моя жена вышла из комнаты.

Видишь, Трофим, всё повернулось самым неожиданным образом… После раскаивался: «Милая моя, раз пришла ко мне, значит, любит»… Ну, теперь что жалеть попусту… Даша сама подлила масла в огонь, защищая Силянняхова…