На обратном пути, проходя парком, Кенелм увидел Трэверса, который шел не спеша, потупив глаза и заложив руки за спину (он всегда ходил так, когда размышлял). Трэверс заметил приближение Кенелма, когда тот находился уже в нескольких шагах от него, и приветствовал гостя небрежным тоном, вовсе не похожим на его обходительный тон.
- Я был у человека, которого вы осчастливили, - сказал Кенелм.
- Кто это?
- Уил Сомерс. Или вы осчастливили столько людей, что потеряли им счет?
Трэверс слабо улыбнулся и покачал головой.
- Я видел также миссис Боулз, - продолжал Кенелм, - и вам, наверное, приятно будет узнать, что Том доволен переменой места жительства. Он скорее всего не вернется в Грейвли, и миссис Боулз очень охотно приняла мой совет, чтобы маленький участок земли, который вы желали приобрести, был продан именно вам. В этом случае она переедет в Ласкомб, чтобы жить подле сына.
- Очень благодарен, что вы подумали обо мне, - сказал Трэверс, - этим делом надо заняться сейчас же, хотя теперь эта покупка не имеет для меня существенного значения. Мне следовало сказать вам еще три дня назад, но я как-то забыл об этом, что соседний сквайр, молодой человек, только что получивший в наследство это имение, предложил мне обменять превосходную ферму, гораздо ближе к моему дому, на мои земли в Грейвли, включая ферму Сэндерсона и коттеджи, они совсем на рубеже моего имения, но вклиниваются в земли этого соседа, и обмен был бы выгоден для нас обоих. А все-таки я рад, что здесь избавились от такого зверя, как Том Боулз.
- Вы не назвали бы его зверем, если бы знали. Но меня огорчает, что Уил Сомерс должен перейти к другому лендлорду.
- Это для него не имеет значения, ведь с ним заключен контракт на четырнадцать лет.
- А что собой представляет новый землевладелец?
- Я его мало знаю. Пока был жив его отец, молодой человек оставался на военной службе и только теперь появился в здешних краях. Однако он уже известен как любитель прекрасного пола, и хорошо, что миловидная Джесси скоро будет замужем.
Трэверс опять задумался. Кенелму долго не удавалось заставить его заговорить. Наконец Кенелм ласково обратился к нему:
- Дорогой мистер Трэверс, не считайте меня дерзким, если я позволю себе предположить, что сегодня утром что-то взволновало или рассердило вас. Если так, то часто получаешь облегчение, когда выскажешься даже перед таким поверенным, как я, столь малоспособный советовать или утешать.
- Вы славный малый, Чиллингли, и я не знаю, по крайней мере здесь, человека, которому охотнее излил бы душу. Признаюсь, я расстроен, обманут в самых дорогих моих ожиданиях, и, - прибавил он с легким смехом, - меня всегда злит, когда что-либо идет не по-моему.
- Меня - тоже.
- Не находите ли вы, что Джордж Бельвуар - прекрасный молодой человек?
- Конечно.
- Я считаю его красавцем. Кроме того, он гораздо степеннее многих молодых людей его возраста и состояния, а вместе с тем у него нет недостатка ни в боевом задоре, ни в знании жизни. Ко всем этим достоинствам у него прибавляются еще энергия и честолюбие, которые так помогают людям достигнуть отличия в общественной жизни.
- Совершенно справедливо. Неужели он отказывается от выборов?
- Боже милостивый! Нет!
- Так каким же образом он мешает вам поступить по-своему?
- Не он, - сердито сказал Трэверс, - а Сесилия. - Разве вы не понимаете, что Джордж именно такой муж, какого я выбрал бы для нее! Утром я получил от него прекрасно написанное письмо, в котором он просит у меня разрешения высказать свои чувства Сесилии.
- Ну, пока все идет по-вашему.
- Да, а тут-то и нашла коса на камень! Разумеется, я должен был сообщить об этом письме Сесилии, и она решительно отказывается от Трэверса, не приводя никаких причин. Она не отрицает, что Джордж хорош собой и умен, что предпочтением такого человека всякая девушка могла бы гордиться, но говорит, что не может любить его, а когда я спрашиваю, почему, не дает никакого ответа. Это очень досадно.
- Досадно, - ответил Кенелм, - но любовь - самая тупоголовая из всех страстей: она никак не хочет слушаться рассудка. Ей неизвестны основные законы логики. "У любви нет почему", - сказал один из тех латинских поэтов, которые писали любовные стихи, называемые элегиями, - это название мы, современные люди, даем надгробным песням. Что касается меня, то я не могу понять, чтобы кто-нибудь добровольно решил лишиться рассудка. И если мисс Трэверс не хочет лишаться рассудка только оттого, что Джордж Бельвуар его лишился, вы не сможете убедить ее, хотя бы говорили до дня Страшного суда.
Читать дальше