Заручившись обещанием хозяина дома, сэр Питер уехал, а минут десять спустя в гостиную вошел Гордон Чиллингли. Он уже бывал у Трэверсов. Леопольду он понравился, миссис Кэмпион сочла его необычайно образованным и искренним молодым человеком, стоящим гораздо выше большинства своих сверстников. Сесилия держала себя вежливо и дружелюбно с кузеном Кенелма.
В общем, для сэра Питера выдался счастливый день. Он с большим удовольствием отобедал в Гаррик-клубе, где встретил старых знакомых и был представлен "новым знаменитостям". От него не ускользнуло, что Гордон находится в хороших отношениях со всеми этими замечательными людьми. Хотя сам он и не имел большого веса в обществе, они проявляли к нему уважение, н, очевидно, сэр Питер им нравился. Самый выдающийся из них, по крайней мере обладатель наиболее прочно установившейся репутации, сказал на ухо сэру Питеру:
- Вы можете гордиться вашим племянником Гордоном.
- Он мне не племянник: это сын одного моего дальнего родственника.
- Очень жаль. Но он скоро осветит лучами славы самых отдаленных своих родственников. Даровитый и популярный человек - редкое сочетание. Он непременно пойдет в гору.
Сэр Питер подавил спазм в горле.
"Ах, если бы кто-нибудь из этих знаменитостей отозвался так о Кенелме!"
Но он был слишком благороден, чтобы позволить такому завистливому чувству долго владеть им. Почему бы ему не гордиться представителем своего рода, который мог вывести из мрака древний род Чиллингли? И как предупредителен был этот молодой человек с сэром Питером!
На следующий день Гордон непременно захотел вместе с ним осмотреть последние приобретения Британского музея и разные другие выставки, а вечером повел его в театр принца Уэльского, где сэр Питер был восхищен небольшой комедией Робертсона в очаровательной постановке Мэри Уилтон.
Через день, когда Гордон приехал к нему в отель, сэр Питер, откашлявшись, тотчас приступил к сообщению, которое до сих пор откладывал.
- Гордон, мой милый, я перед вами в долгу и теперь благодаря Кенелму могу с вами наконец расплатиться.
Гордон удивился, но промолчал.
- Я говорил вашему отцу вскоре после рождения Кенелма, что намерен отказаться от своего лондонского дома и откладывать для вас тысячу фунтов в год, в вознаграждение за потерю эксмондемского наследства, которое вы получили бы, если б я умер бездетным. Ваш отец не оценил это обещание и затеял со мной тяжбу о некоторых неоспоримых моих правах. Как такой умный человек мог сделать подобную ошибку, мне трудно было себе уяснить, если бы я не знал его сварливого нрава. Нрав часто побеждает в споре с умом, и это следует принимать во внимание. Не будучи сам сварливого нрава - Чиллингли вообще народ миролюбивый, - я все же не счел смягчающим обстоятельством вспыльчивость вашего отца, так мало свойственную нашему роду. Язык и тон его письма рассердили меня. Я нашел, что, если со мной обращаются таким образом, мне не к чему стеснять себя, откладывая тысячу фунтов в год. Представился случай выгодно купить имение, я занял денег и купил его, и хотя в Лондон больше не ездил, не и не откладывал обещанной тысячи в год.
- Дорогой сэр Питер, я всегда сожалел, что отец мой затеял - быть может, из особой родительской заботливости о моих интересах - эту несчастную и бесполезную тяжбу, после чего нельзя было сомневаться, что вы окончательно откажетесь от прежних великодушных намерений. Я с удивлением и признательностью увидел, как ласково и дружелюбно вы и Кенелм обошлись со мной. Пожалуйста, перестанем говорить о денежных делах: мысль вознаградить дальнего родственника за надежды, которых он не имел права питать, слишком нелепа - по крайней мере для меня.
- Но я все-таки не могу бросить эту "нелепую" мысль, несмотря на ваш благородный отказ. Надо вам сказать, что Кенелм теперь совершеннолетний, и мы уничтожили майорат. Имение, разумеется, остается в полном распоряжении Кенелма, тем более, если предположить, что он женится. И что бы ни сделал впоследствии Кенелм, имение принадлежать вам не будет и вы не должны рассчитывать на него. Даже титул навсегда исчезнет вместе с Кенелмом, если у него не будет сына. Однако, уничтожив майорат, мы могли высвободить такую сумму, которая позволяет мне, как я уже сказал, заплатить вам долг, охотно признаваемый и Кенелмом. Теперь у моего банкира лежат внесенные на ваше имя двадцать тысяч, и если вы зайдете к моему поверенному мистеру Уайнингу на Линкольн-инн, вы сможете ознакомиться с новым актом и выдать расписку в получении двадцати тысяч, на которые он имеет от меня чек. Стойте, стойте, я не желаю слышать никаких возражений! Не благодарите меня, я был обязан сделать это для вас.
Читать дальше