— Если она приедет на попутной машине, то все равно попытается отыскать вас в моей квартире…
В конце концов я согласился. Действительно, Яна могла опоздать на поезд, тогда ей пришлось бы добираться на попутной машине. А уж искать меня она наверняка направится в Лидину квартиру. Однако, несмотря на логичность всех этих рассуждений и доводов, я нерешительно поднял Лидин чемоданчик. Она сняла пальто и пошла впереди меня. Ее ноги в короткой юбке в складку были такими красивыми, что мои глаза невольно останавливались на них.
Вот и знакомая квартира. Небольшая передняя, белые двери, спальня с зеленым пушистым ковром. Я был настолько нерешителен, что Лида буквально втолкнула меня в небольшую кухоньку и сунула в руки латунную кофемолку.
— Какой кофе сварим?
— Я знаю только один рецепт — по-турецки. В чашку кладут две ложки кофе, кусок сахара и заливают кипятком.
Она засмеялась:
— Существует двадцать пять рецептов приготовления кофе.
Кофе, который мы потом пили, назывался «Тайна Востока». Я не самый крупный знаток, но он мне очень понравился. Мне стало намного лучше. Лида оказалась такой милой, веселой, интересной… Чувство благодарности за ее заботу переполняло меня. Если бы я не встретил Лиду и если бы она меня не пригласила к себе, я вынужден был бы вернуться в казарму, ребята стали бы расспрашивать… А теперь я сижу здесь, в кресле, попиваю «Тайну Востока» и веду беседу с красивой умной женщиной.
Лида переоделась во что-то белое и легкое, без рукавов, с глубоким вырезом. У нее отличный загар, но не такого шоколадного цвета, как на фотографиях, привезенных из поездок к морю во время отпуска.
— Мой бывший муж страстно любил путешествовать, — неторопливо рассказывала она, — а я нет, я скорее домоседка. Я побывала с ним во многих местах. Мне понравились Италия, Крым, но больше всего запомнился Хвар. Посмотрите, есть такой небольшой остров на Адриатике…
Я снова просматриваю фотографии. На каждой из них — Лида. На пляже, под пальмами, у стены какого-то монастыря. И везде одна. Муж истратил на нее, наверное, сотню пленок. Приятно, что о нем она даже не упоминает. Меня приводят в ужас истории, которые рассказывают женщины о своей прошлой жизни — они почти всегда до крайности слезливы. Но Лида не сентиментальная. Вероятно, у нее есть кто-то в Праге — недаром она так спешила на поезд, но когда опоздала, то не очень расстроилась. Во всяком случае, внешне. Мне это импонирует, потому что сам я любое разочарование или неудачу переживаю довольно тяжело.
— Послушаем музыку? Что вы любите?
У нее отличные записи известных ансамблей и певцов, в том числе Удо Юргенса и Боба Дилана.
Зазвучал проникновенный голос Дилана, и я только теперь заметил, что наступил вечер. А что, если Яна и в самом деле придет сюда и увидит меня с Лидой? Что она скажет? Нет, лучше поскорее уйти отсюда, хотя, если говорить начистоту, мне этого не очень хотелось.
— Куда вы пойдете, у вас же увольнительная! — бурно запротестовала Лида. — В казарме вы еще насидитесь. Да и я рада, что вы пришли… Так надоело быть все время одной! После того, что со мной произошло, я боюсь мужчин. Но вы, как мне кажется, хороший парень. Мне нравится, как вы любите свою девушку. А она так же предана вам?
— Она очень любит меня. В этом я не сомневаюсь.
— Можно любить и все же… Знаете что? Давайте приготовим что-нибудь на ужин. Пойдемте сейчас же на кухню и опустошим холодильник.
Какая Лида чуткая и тактичная! И хорошая хозяйка. Когда моя маленькая Яна готовила однажды у дедушки в Славьетине обед, к ней просто нельзя было подступиться. Она волновалась, поминутно заглядывала в поваренную книгу, на плите у нее что-то булькало, горело, а то, что она после стольких трудов подала на стол, было не очень съедобно. Но Яна совсем ребенок, а Лида — женщина. Привлекательная женщина. Когда она, подавая ужин, наклонилась надо мной и, будто случайно, коснулась моего плеча, у меня появилось ощущение, что я прохожу с горящим факелом мимо склада с боеприпасами.
Вот сейчас я поблагодарю ее и пойду…
— А теперь выпьем коньяку. Его нужно пить после еды, вы это знаете? В Праге я причесывала актрис и жен дипломатов и многому у них научилась. Прага!.. При одном воспоминании о ней мне бывает иногда так грустно!
Уйти теперь, оставив ее грустить в одиночестве, было бы жестоко. Однако грусть ей шла даже больше, чем веселость.
Она включила небольшую лампу под шелковым абажуром, свет которой таинственными бликами падал на ее распущенные волосы. Заложив обнаженные руки за голову, она сидела молча и казалась необыкновенно молодой и какой-то беззащитной.
Читать дальше