Альбер Камю - Калигула. Недоразумение. Осадное положение. Праведники [litres]

Диего. Ах, если бы я мог соединиться с тобой хотя бы затем, чтобы наши сплетенные тела вместе погрузились на дно вечного сна.

Виктория. Я готова!

Диего медленно идет к Виктории, она идет ему навстречу. Они не сводят друг с друга глаз. Они сходятся почти вплотную, но тут между ними словно из-под земли вырастает Секретарша.

Секретарша. Чем вы тут занимаетесь?

Виктория (кричит). Любовью, чем же еще!

Страшный грохот в небе.

Секретарша. Тсс! Есть слова, которые нельзя произносить вслух. Вам следовало бы знать, что это запрещено. Смотрите! (Легонько ударяет Диего, и у него появляется второй знак чумы с другой стороны.) Вы были подозрительным. Теперь вы зараженный. (Смотрит на Диего.) Жаль! Такой красавчик! (Виктории.) Извините, но я больше люблю мужчин, чем женщин, нас с ними многое связывает. Прощайте!

Диего в ужасе смотрит на новый знак чумы. Обезумев, он бросается к Виктории и стискивает ее в объятиях.

Диего. Ненавижу твою красоту, ненавижу, потому что она меня переживет! Будь она проклята за то, что послужит другим. (С силой прижимает Викторию к себе.) Вот так-то! Теперь я умру не один! Что мне в твоей любви, если она не сгинет вместе со мной!

Виктория (отбиваясь). Мне больно! Отпусти!

Диего. Ага! Испугалась! (Хохочет как безумный, трясет Викторию.) Где же вороные кони любви? Ты влюблена, пока времена хорошие, но приходит несчастье, и кони уносятся прочь. Умри, по крайней мере, вместе со мной!

Виктория. Умереть с тобой – да! Но по своей воле! Мне противно это чужое лицо, искаженное ненавистью и страхом! Отпусти! Где твоя былая нежность? Дай мне вновь отыскать ее в тебе. Тогда сердце мое заговорит опять.

Диего (сжимает ее уже не так крепко). Я не хочу умирать один. Но та, что мне дороже всего на свете, отвернулась от меня и отказывается последовать за мной!

Виктория (бросается к нему на грудь). Ах, Диего, да хоть в преисподнюю, если нужно! Я вновь обретаю тебя… У меня ноги дрожат, когда я прижимаюсь к тебе. Поцелуй меня, заглуши поцелуем крик, который поднимается во мне и уже готов вырваться… О-о!

Диего страстно целует ее, потом отшатывается и оставляет ее одну, дрожащую, посреди сцены.

Диего. Посмотри на меня! Нет, на тебе нет никаких отметин! Никаких знаков чумы! Тебе не придется расплачиваться за это безрассудство!

Виктория. Вернись, теперь я дрожу от холода! Секунду назад твоя грудь обжигала мне руки, кровь в жилах была горяча, как огонь! А сейчас…

Диего. Нет, оставь меня! Я все равно не смогу утешиться.

Виктория. Вернись! Мне ничего другого не надо, только сгореть в одном жару с тобой, страдать от общей боли и кричать с тобой одним криком!

Диего. Нет! Отныне я с другими, с теми, кто несет на себе знаки чумы! Их страдание ужасает меня, вызывает во мне отвращение, до сих пор гнавшее меня от них прочь. Но теперь у нас с ними общая беда, и они нуждаются во мне.

Виктория. Если тебе суждено умереть, то я завидую даже земле, которая обнимет твое тело!

Диего. Ты по другую сторону, ты с теми, кто остается жить!

Виктория. Но я могу быть и с тобой, если ты станешь долго целовать меня!

Диего. Они запретили любовь! Ах, всей душой я жалею о том, что потерял тебя!

Виктория. Нет! Нет! Я поняла, чего они хотят. Они всеми средствами добиваются того, чтобы сделать любовь невозможной. Но я буду сильнее их!

Диего. А я нет! И не поражение мечтал я разделить с тобой.

Виктория. Мной владеет только любовь! Я ничего не хочу знать, кроме нее! Мне ничего не страшно. Пусть хоть небо рухнет – я погибну, крича о своем счастье, если только буду держать тебя за руку.

Слышится крик.

Диего. Другие тоже кричат!

Виктория. Я глуха ко всему на свете!

Диего. Оглянись!

Мимо проезжает повозка с мертвецами.

Виктория. Глаза мои больше ничего не видят! Их ослепляет любовь.

Диего. Но страдание разлито в самом небе, которое гнетет нас.

Виктория. Я слишком занята – я несу свою любовь! И не стану обременять себя страданием мира! Это мужское дело, одно из ваших мужских дел, пустых, бесплодных, тщетных, вы затеваете их, чтобы отвлечься от той единственной борьбы, которая действительно трудна, от единственной победы, которой можно гордиться.