Лариса Федорова - Не лги себе

— Послушай, у вас бывают случаи, что женщина сжигает себя?

— Бывают. Огонь очищает от позора.

— Да ведь это глупость! Я понимаю — броситься в огонь ради подвига. Но спасовать перед сплетней!

— Конечно, — помедлив, согласился парень. — Теперь это редко случается. А почему ты спрашиваешь?

— Так, слышала… Даже верить не хочется.

— У нас так, — сказал парень, положив удочку на песок, — женщина с женщиной поругается и, если про нее что неверно сказали, кричит: «Я сожгу себя, потому что это неправда». Покричит, и все…

Я задумалась. Что же тут было неправдой, из-за чего Фатима собиралась сжечь себя? Рашид обманул ее, уверяя в своей любви? Знала ли она о его прежней привязанности?

Почему я задаю себе все эти вопросы, так и не поговорив с Фатимой? Ведь опасность быть сожженной угрожает именно ей, а не Шахназ, которая, забыв девичью стыдливость, бегает к чужому мужу.

Я решительно поднялась с песка, заранее чувствуя всю правоту своих действий.

— Ну, будь здоров, рыбак! Компоты у вас в полном порядке, вчера в буфете пробовала. И пляж отличный. Если завтра не уеду, приду еще.

Впрочем, едва ли приду. Я-то знала, как стремительно начнет разматываться этот клубок, из которого уже потянута ниточка. Только успевай управлять фигурами.

Уходя, в последний раз оглянулась на море. Солнце ярко освещало прозрачную воду и песчаное дно с длинными редкими водорослями. Движение волн увлекало их то в одну, то в другую сторону. Так хорошо было смотреть на их колыхание. Юркие мальки сновали между водорослями, и когда быстрым движением рыбешки касались дна, на том месте поднималось и тут же рассеивалось легкое песчаное облачко. А сверху до самого горизонта словно разлита голубая эмаль.

— Приходи еще! — крикнул вдогонку парень.

Культтовары открывались в девять, а часы показывали уже четверть одиннадцатого. И тем не менее в магазине ни одного покупателя. Одна из девушек вязала на спицах что-то легкое и пушистое, две другие постигали эту науку, стоя подле вязальщицы.

— Здравствуйте, девушки!

— О-о, ваша ручка сломалась! — дружно заахали девушки.

— Я потеряла ее. Была на пляже и…

— Не горюйте, она все-таки непрочная, хотя отделочка у нее красивая. Хотите шариковую?

— Лучше химический карандаш и какую-нибудь несложную точилку… А где же Фатима?

— Уехала к матери, в горы. Мать у нее заболела.

— С мужем?

— Если мать помрет, поедет и он. Тогда все поедем.

Девушки даже не скрывали, что им очень хочется поехать в горы, хотя бы и по такому грустному поводу. Впрочем, когда вдоволь выпьешь вина и закусишь жареным барашком — этим непременным спутником и похорон и рождений, — думаешь только о том, как хорошо жить на свете.

— А зачем вам Фатима? — спросила одна из продавщиц. В глазах да и в голосе у нее было нескрываемое любопытство.

— Вчера вас было здесь четверо, а сегодня только трое.

Девушки взглянули на меня разочарованно. «Только-то! — говорил их взгляд. — И вы не заметили того, о чем говорит весь город». Право же, не стоило спрашивать о Фатиме ради простого счета! А ведь, пожалуй, в сущности своей они не злые. Просто городок мал и скучен, как все курортные городки в межсезонье.

Огорченная непредвиденным обстоятельством и зная, что за это мне влетит от редактора («Так вы даже и не поговорили с женой Рашида?! Однобоко, однобоко решаете вопросы, товарищ Румянцева!»), я отправилась в дом Шахназ.

И вот вновь я в глиняном коридорчике, у той калитки, за которой гудят пчелы. Они не тронули меня, слишком занятые своим невесомым танцем. Со вчерашнего дня роза расцвела еще сильнее.

— Шахназ в поле, — сообщила мне Наргис.

— Пойдем к ней. Ты сказала, что я приехала?

— Да.

— И как она на это?

— Никак.

От вчерашнего простодушия Наргис не осталось и следа. Она вежливо отвечала на мои вопросы — и только. Пока я стояла у розы, сбегала в дом, переоделась. На ней были бежевые брючки и спортивная курточка синего цвета. Видимо, она всерьез решила бросить вызов местным ворчуньям.

Несколько минут мы шли молча, шли по такой весне, что, право же, грешно было ею не восторгаться. Очень люблю я тепло земли, ждущей зерен. И этот струящийся над нею парок. И дорогу, обсохшую, но еще не пыльную, того черного влажного цвета, какой бывает у дорог только весной.

Зная, что загар не украсит моего простоватого лица, я заслонилась от лучей газетой. Стоит мне хоть на секунду вспомнить о своей слишком обычной внешности, как настроение у меня портится. Когда ты любишь, а тебя нет, хочется выглядеть лучше. Вот жене Николая Богданова такие мысли не знакомы. И загар ее не пугает. В прошлом году вернулась из Крыма, зашла в редакцию: все ахнули — классика! Ее профилем золотые медали чеканить можно, только вот не знаю, кого и за что ими награждать.