Дэйв Хилл - Папина жизнь

Я люблю Глорию. Я всегда люблю Глорию, даже если лезу от нее на стенку. Когда она вышла, вся чистая, одетая и довольная, любить ее было намного легче, чем до этого.

— Ты всегда околачиваешься около женских уборных? — осведомилась она, подходя ко мне. Бордовое полотенце она сунула под мышку.

Я нейтрально шатался поодаль от них, чтобы показаться чудаком.

— Все нормально? — спросил я, игнорируя замечание.

— Да. Спасибо.

— Не за что. Я как бойскаут — «будь готов». — Обычная папина нервная болтовня.

Но я протянул ей руку, и Глория взяла ее. Мы медленно шагали, и время от времени она тыкалась головой мне в плечо.

— Можем вернуться под тент и почитать, — предложил я. — Хочешь?

— Я бы в пинг-понг поиграла.

— Уверена?

Она поняла, почему я переспрашиваю, и спросила в ответ:

— Разве не видел, как в рекламе?

— А, когда девушки во время этого рассекают под парусом? — догадался я.

Мы пришли к теннисным столикам.

— Твоя подача, — сказал я.

Глория склонилась над столом, как заправская спортсменка, и послала мне шарик. Я отбил, но он запутался в сетке. Прежде чем вытащить шарик, я сказал:

— Глория, у меня есть к тебе вопрос.

— Про маму с Крисом?

— Прости. Боюсь, что так.

— Ничего, — ответила она и снова молниеносно послала мне шарик. — Хочешь спросить, не собираются ли они завести ребенка?

— Ничего себе! У меня что, на лбу все написано?

— Ага.

— Ну так как?

Глория поймала шарик и накрыла его ракеткой, чтоб не укатился. Она оттянула ворот майки — ей было душновато.

— Я не знаю, папа.

— Мама с тобой про это не говорила?

— Говорила.

— А можно, я спрошу, что она сказала?

— Нет.

— Извини.

— Ничего.

Ее подача. Я отбил и опять рискнул шагнуть на минное поле.

— Мама очень расстроена?

— Да.

— Как ты думаешь, все будет хорошо?

— Мы пока не знаем.

— Ты знаешь, у меня нет к ней ненависти. Она ведь про меня так не думает?

— Она знает, что ты очень сердишься.

— Из-за фамилий?

— Ну да.

— Мне кажется, нам с ней стоит потолковать и попытаться договориться. Ты как думаешь?

Глория сделала удар слева и завершила партию. Она покачала головой, словно говоря «Может быть, может быть». А потом вслух сказала:

— В средней школе я опять возьму свою фамилию.

— Что? — я поймал шарик и удержал в руке.

— Буду опять Глорией Стоун. Я спросила, они мне говорят — давай, нормально. Пиннок — вообще дурацкая фамилия. — Она засмеялась.

— Ну нет! — неискренне ответил я.

— Нет, дурацкая! — захихикала Глория. — И похоже на «Пиллок».

— Откуда ты вообще такие слова знаешь!

— Я и Крису сказала.

— Что у него фамилия похожа на «Пиллок»?

— Ага!

— Так и сказала? А он что?

— Не обиделся. Сказал, что его так иногда дразнили в школе.

Тут мне стало любопытно. Раньше ведь Глория о нем почти не рассказывала.

— А в какую школу он ходил?

— По-моему, в какую-то ужасно престижную. Закрытый пансион.

— А он что, и правда очень богатый?

— Уух! Ты что, пап, его побаиваешься, что ли?

— Ну да.

— Ха! Разве можно бояться Криса!

— А что такого? У него больше денег, чем у меня, он компьютерный гуру, очень успешный. А я всего лишь бедный художник.

— Да Крис же не страшный. Он сам все время волнуется !

— Насчет чего?

— Не знаю, детям вроде как знать не положено. А что, разве художники богатыми не бывают?

— Только некоторые, — сказал я.

— А ты почему стал художником?

— Я хорошо рисовал, мне это нравилось. И мне хватало наивности думать, что на это можно жить.

— А нельзя?

— Ну, можно, в общем-то… временами.

— Я видела, что ты рисуешь для дяди Чарли.

— Господи! Да ты что!

— Ага, это, по-моему, интереснее, чем мой портрет, который висит у дяди Брэдли с Маликой.

— Ерунда! — ответил я. — Он украшает их ресторан! Вот такую работу я люблю — честную, с душой, чистую.

— Ой, перестань, ты меня смущаешь.

— Ладно. А Крис тебя тоже смущает?

— Сплошные вопросы!

— Ну а все же?

— Иногда, пожалуй.

— Например когда?

— Ну, например, когда он хочет, чтоб мы ему позировали для фотографии. Хочет, чтобы все было так красиво и опрятно, «как в настоящей семье», он так говорит.

— И часто это бывает?

— В последнее время да. Еще на рождественском представлении, — ее карие глаза повернулись, как тяжелые мраморные шарики. — Он там стоял на самом виду и записывал нашу пьесу. Сказал, что любит рождественские традиции и что хочет послать пленку каким-то родственникам, чтобы показать, какая у него теперь прекрасная семья.