Райдо Витич - Кандагарский излом

Он подхватил небольшую сумку — все, что еще в гарнизоне собрала Вика, и мы двинулись к взлетной полосе. Там меня перехватили ребята:

— Давай, сестренка, помогу, — улыбнулся черноволосый парень из дембелей — голубой берет. Я не смогла сдержать ответной улыбки:

— Если не трудно…

— Мне не трудно, — заверил он, глядя на меня с искренним сочувствием. Мы были с ним равны, и он это признавал. Нам не нужно было говорить, чтобы понять друг друга, достаточно посмотреть в глаза друг другу — там была боль, одна на весь контингент служивших, служащих и отслуживших в этом аду. Его друг, светловолосый парень покрепче телом, подхватил меня на руки и понес по рампе самолета внутрь.

— А ну-ка ноги подобрали! — гаркнул, сгоняя с прохода бойцов. — Исчез, салага, — процедил конопатому первогодку. Тот просто сдвинулся, освобождая мне место.

— Что-то негусто… — Он покосился на сумку, что легла у моих ног. Его подняли за шиворот и вытолкали в глубь салона:

— «Чекистки» другим рейсом, — бросил презрительно светловолосый и сел со мной рядом, черненький с другой стороны:

— Вадим, — подал ладонь.

— Изабелла.

— Владимир, — подал палочку светленький. — Будем жить, сестра?

— Да, — еле выдавила я, кляня себя за невольно выступившие слезы. Парень ласково сжал мне ладонь:

— Где служила?

— Под Кандагаром.

— Долго?

— Полгода.

— На всю жизнь хватит, — кивнул с пониманием. — Куда сейчас?

Я пожала плечами.

Парни переглянулись и сразу решили, не задавая больше вопросов:

— Тогда с нами, в Ленинград.

Я опять пожала плечами — мне было все равно.

— Ничего, сестра, уляжется. Главное — живы, главное — домой летим.

Рампа закрывала обзор, поднимаясь вверх. Исчезла полоска бетонки, коричнево-серые скалы…

Прощай, Афган!

Ташкент одарил нас персиками, абрикосами и дынями. Мы сидели с ребятами, поглощая сахарные ломтики дыни, дожидаясь самолета на Москву.

Я смотрела на снующий народ и еще не понимала до конца, что все позади и больше не будет команды «ложись», смертей, взрывов, запаха антисептика, солярки и самогонки, жужжания «вертушек», дымовых завес, дурных приказов, сволочей-замкомбригов, которые в угоду не Отечеству, но себе любимым решали, кому жить, а кому умирать.

Ребята так же, как и я, смотрели на суету вокруг, словно приехали в цирк. Особо пристальное внимание у них вызывали, понятно, девушки и женщины: коротенькие юбочки, туфельки на каблучках, аромат духов, яркая косметика. Вадим, как блудливый кот, поглядывал из-под полуопущенных ресниц на проходящих мимо красавиц. Володя, смакуя, потягивал пиво и, блаженно вздыхая, чистил мне дыню армейским ножом.

— Дембельнулись, брат! — с недоверием выдохнул Вадим.

— Да-а-а, — подтвердил тот.

— Матери телеграмму отбить надо.

— Да-а-а, — и кинул мне: — Плохо ешь, сестренка.

— Ничего, у наших матерей отъестся, — уверенно заявил Вадим. — Ладно, чего сидеть, пошел телеграмму отбивать. Вы не уходите.

— Да здесь мы. Моей тоже стукни!

— Понял!

Володя проводил друга взглядом, допил пиво и, достав сигареты, закурил, спросив у меня вскользь:

— Тебе сколько лет, сестренка?

Я отвлеклась от лицезрения разномастно одетой толпы, которая поражала меня взглядами, улыбками, гордой походкой, прямой и свободной, легкой одеждой — без бронежилетов. Безмятежностью лиц.

Вопрос собрата доходил с минуту, продираясь меж размышлениями о спокойной жизни окружающих и возрасте убитой Изабеллы.

— Двадцать один, — сказала свой возраст.

Парень нахмурился, искоса поглядев на меня, потер шею, скрывая смущение.

— Что, выгляжу, как пенсионерка, а, оказывается, пионерка?..

— Примерно. — Он не стал вилять.

— Дай сигаретку.

— Без проблем, — протянул пачку, поднес зажигалку. — Ты вообще где живешь?

Я с минуту смотрела перед собой на серую кромку пыли на асфальте и пожала плечами.

— Это как? — Он не удивился, а, скорей, насторожился. — А приписное свидетельство?

Я полезла за документами, достала и протянула ему. У меня не было желания узнавать, как и где жила та, чье имя и фамилию я теперь ношу.

Он долго смотрел в них, потом не менее долго на меня, и казалось, видит насквозь и начнет сейчас вещать мне о прошлом, будущем и настоящем. Я затянулась табачным дымком, готовая услышать все, что угодно, но Володя молча отдал документы обратно и подкурил от окурка вторую сигарету.

— От меня ни на шаг, — сказал тихо, уже много позже, когда в толпе стал виден синий берет Вадима, и пора было идти на посадку.