Райдо Витич - Кандагарский излом

— Приплыла Казакова. Ладно, не буду мешать. Паш, на перевязку не забудь зайти… если не выздоровеешь. Хи-и.

Павел улыбнулся, а я пожалела, что под рукой нет ничего более увесистого, чем кусочка ваты с нашатырем, чтоб запустить в подругу.

Мужчина сел слева от меня, тем самым скрыв свою рану от моих глаз и продолжая держать меня за руку, спросил:

— Зачем же вы пошли в госпиталь, раз вам плохо от вида крови?

Я не могла ему солгать:

— Думала, рано или поздно привыкну, — и смутилась от двусмысленности произнесенной фразы.

— Разве можно к этому привыкнуть?

— Нет, конечно, я о себе. Стыдно бояться крови… Я трус?

— Нет, Леся, наоборот.

«Он шутит?» — не поверила я, но «Леся» — домашнее, мамино — сбило меня с мысли и толку.

— Только не говорите, пожалуйста, никому, — выдавила через силу.

Он лишь кивнул — я поняла, так и будет, не скажет, не посмеется. Ему можно верить, решила я, и действительно безоговорочно поверила бы в любую чушь, что бы он ни сказал. Но Павел молчал. Смотрел на меня, не отрывая взгляда, и молчал. Я тоже. Смешное, глупейшее положение. Если б нас видели со стороны — решили б, что мы оба ненормальные.

— Странно, что я не видела вас раньше. Мы здесь уже месяц.

— Тридцать четыре дня, — уточнил он. — Вы прилетели с Малышевым. Стояли на бетонке испуганные, какие-то… трогательно-растерянные.

— Я не помню тебя.

— А ты на меня и не смотрела.

Он отвернулся, огляделся, уставился в небо, вздохнул и нехотя выпустил мою ладонь из своей:

— Мне пора.

Я с трудом удержалась, чтоб не брякнуть банально навязчивое: «А мы еще увидимся?» Или что-то в этом духе. Он ушел, а я так и осталась сидеть, еще не понимая, что произошло, но четко осознавая, что что-то произошло точно.

Тридцать четыре дня. Он пунктуально посчитал, сколько времени мы здесь. Но не попадался на глаза, не лез, как другие, с ухаживаниями, не навязывался в друзья. Значит ли это, что он и дальше не станет приближаться ко мне?

Вечером начальство немного успокоилось после утреннего происшествия, и замкомбрига, включив ненавистный мне полонез Огинского, начал накачивать себя спиртным.

Я решила, что пора мне уходить, и пошла искать Сашу. Он драил БТР и насвистывал.

— Сань, — потянула я за рукав тельняшки.

— Ну? — обернулся. — Ты чего, Лесь? Случилось что?

— Я спросить хотела, карты где можно купить?

— Какие карты? Кандагара, Джелалабада?

— Да ты что — игральные карты, обычные! Желательно новые, еще не игранные.

— Фьють! — почесал затылок Чендряков, соображая. — Попытаюсь… А зачем тебе?

— Надо, Санечка, очень надо.

— Чё ты мутишь? — прищурился он подозрительно. — Не вздумай в карты играть садиться!

Я знала привычку ребят играть на приз, желание, банку тушенки, реже — на афгани.

— Нет, Саша, глупо с вами играть, — улыбнулась я. — Шулер с шулером — мне куда? Я пасьянсы хочу раскладывать. А то сижу в штабе, от тоски сохну, пока Головянкин классику слушает, а комбриг лютует.

Парень оглядел меня, соображая, можно ли верить, и вздохнул:

— Ладно.

Огляделся и, свистнув, позвал новобранца:

— Нужны карты, новая колода. Час на то, чтоб найти.

— Товарищ сержант, где ж я их найду? — растерялся парнишка.

— А мне по… колено, — рявкнул ему в лицо. — В крайнем случае, роди, понял?!

— Понял, — и поплелся в сторону.

— Бегом, дурында! Е… с-студей!

— Зря ты его, — качнула я головой, запечалившись, что из-за моей блажи у солдата головной боли прибавилось.

— Кончай нотации читать, училка прямо!

И тут краем глаза я заметила его. Павел стоял метрах в двадцати от нас и о чем-то беседовал с лейтенантом Левитиным. Беседовал с ним, а смотрел на меня. И я стояла и смотрела на него, не зная: убежать, залезть под БТР, улыбнуться? Я очнулась — Саша помахал перед моим лицом ладонью:

— Алло, каптерка? — и покосился на Шлыкова. Тот сделал вид, что внимательно слушает товарища. — Так зачем, говоришь, карты? Пасьянс? — протянул прозорливый брат по оружию.

— Хочешь, тебя научу?

— Угу, — сплюнул он в сторону.

Карты мне все-таки достали, принесли прямо в модуль, но погадать, как я хотела, не удалось. Только разложила колоду, как в комнату ввалился пьяный Головянкин. Плюхнул на стол, прямо на карты, пакет с джинсами и японский магнитофон.

— Тебе! — ткнул пальцем в них.

— Спасибо, но мне не надо.

Я, конечно, с удовольствием бы добавила: комнаты перепутали, Сергей Николаевич, Галочка в соседней. Но побоялась обострить отношения и промолчала.