Райдо Витич - Кандагарский излом

— Хорошенькие какие, я ща…

— Слышь, курносая, переводись к нам!

— Штабные скоро поедут, можете с ними договориться, они не откажут…

Мы уже не обращали внимания на внимание к нам.

Мы почти падали с ног и мечтали лишь о двух вещах — помыться и поспать, полноценно, в постели. Или хотя бы посидеть в тишине и уединении, а не в тесном кругу воинов-интернационалистов, что буквально сводили нас с ума своими однотипными вопросами, шутками, предложениями, пристальными взглядами оценивающими, сочувствующими, восхищенными, растерянно-озабоченными, откровенно похотливыми.

Мы еще не прибыли на место назначения, а уже получили тридцать предложений руки и сердца, сорок — устройства сытной жизни, пятьдесят — звезд с неба и сотни — переспать.

Вика сосала леденец, радуя стайку праздношатающихся по взлетной полосе. В нее чуть ли не тыкали пальцем, словно дикари, никогда не видевшие, как сосут леденцы. Впрочем, у меня лично складывалось впечатление, что наши вообще одичали в Афгане, и женщин видели за время службы, наверное, еще реже, чем Африка снег. К нашим ногам, как к постаменту идола, складывали дары, предлагая наперебой джинсики, кроссовки, печенье, панбархат, колечки, магнитофоны.

Вика, мне чудилось, теряла стойкость под градом свалившихся на нее невиданных, неслыханных благ, и все внимательней слушала, что, где и за сколько можно приобрести или получить просто так. Почти даром. Я смотрела в небо и молила о «вертушке», все больше хмурясь и сжимая зубы, чтоб не послать желающих осчастливить меня шмотками. Одно меня радовало и помогало держать себя в руках — наши военнослужащие были настырными, липкими, но не хамили, не грубили, не лапали, а вели себя галантно, как и подобает доблестным освободителям… хоть и немного одичавшим.

Когда пришла «вертушка», нас провожали, как на смерть, прощались, словно навеки. Один солдатик, что за все время нашего ожидания ни разу не подошел к нам, но и не сдвинулся с места, заняв позицию с края бетонки, не оторвал от нас взгляда и выкурил, наверное, две пачки сигарет, мне показалось, чуть не заплакал. В его карих глазах, провожающих нас взглядом, было столько тоски, страха и сожаления, что мне на миг захотелось подойти к нему, обнять, успокаивая и поддерживая. К изумлению Вики, и других мужчин я так и сделала — подошла и робко поцеловала его в щеку:

— Все будет хорошо. Ты будешь жить долго-долго, и мы еще увидимся, — я улыбнулась в вытянувшееся лицо и побежала к «вертушке». А парень так и замер соляным столпом, который не сдуло даже «вертушкой», поднявшейся в воздух. Он прикрыл щеку ладонью и, не отрываясь, смотрел на удаляющийся вертолет, а потом вдруг робко махнул рукой.

Потом, несколько месяцев спустя, я случайно узнала от балагура-пилота «вертушки», который отвозил нас в вотчину Свиридова, что того паренька звали Миша Михайлович, он попал в плен, и душманы выкололи ему глаза…

Пилота звали Алексей. Тридцать два года, холост, тридцать боевых вылетов, ранение. Все это мы узнали из его рассказа, похожего и на сватовство, и на автобиографический доклад.

Старлей высадил нас, на прощание подмигнув, хохотнув и одарив широкой улыбкой, и взмыл в небо…

На площадке нас осталось трое: я, Вика и сержант, что выписался из госпиталя — Сергей Малышев.

Мы стояли и смотрели на цепь БТРов, модули и пытались сообразить, куда нам идти. Сержант держал наши сумки и терпеливо ждал, когда мы очнемся.

Вокруг были мужчины. Нас это уже не пугало, но по-прежнему смущало. Мне казалось, я никогда не привыкну к их взглядам и восклицаниям, вниманию. Реакции на меня и Вику.

Все, кто был поблизости, побросали свои дела и застыли, беззастенчиво нас разглядывая.

— Оп-па!.. Это ж какое нам счастье привалило, братцы! — выдохнул курносый сержант, спрыгивая с брони БТРа. Он смотрел на нас как на явление Христа народу и потирал щеку испачканной в солярке тряпкой. Рядом во весь рост вытянулся чумазый верзила, который вылез при немой пантомиме из-под машины.

— Ты где их взял, Мал?

— Откуда ж такие гурии?..

— Девочки-красавицы, вы к нам? — слышалось за нашей спиной.

Мы шли за Малышевым к штабу и настороженно поглядывали по сторонам. Нам улыбались, кивали, чуть ли не кланялись и старались спрятать грязные руки, расправить плечи.

Трое парней, лежащих в теньке и сладко потягивающих сигареты, резко сели и зачарованно уставились на нас. Один бросил, очнувшись: