Альберт Бехтольд - Петр Иванович

Она сложила руки на груди, словно собралась молиться:

– Это для нас трагедия: мы здесь живем, но мы здесь не дома. Когда мы едем в Германию, там к нам относятся как к иностранцам, и мы скучаем по России. Окажись мы теперь там, нас наверняка упрятали бы в лагерь из-за наших русских паспортов. А здесь тоже нет никакой уверенности, что не случится что-нибудь страшное. Вот недавно нашего друга, семидесятилетнего органиста церкви Петра и Павла, сослали в Сибирь. Так что войну мы здесь еще как чувствуем!

– Но госпожа профессор ведь не хочет этим сказать, что в России люди подвергаются преследованию только за то, что их дедушка или прадедушка был немцем?

– В России никогда нельзя быть ни в чем уверенным, народ настолько наивен, что верит всему, что ему навязывают сверху, даже если это сущая нелепость. А на тех, кто пребывает у власти, вообще нельзя положиться. Нет, непосредственно нас это еще не коснулось. Тот наш друг – настоящий немец, и он это открыто признал. Но постоянный страх и неуверенность, пожалуй, еще хуже. Стоит заиметь в полиции или где повыше «доброжелателя», и тогда вы можете быть кем угодно и делать что угодно, – пощады не жди. В таких случаях русские не знают милосердия, усердствуют не в меру.

Они беседуют. Ребман рассказывает обо всем пережитом и о доме. О докторе Ное и как стечением обстоятельств его «выбросило» в Россию.

– К моему же счастью!

Они и не заметили, как пробило четыре. Георгий Карлович пришел «из школы», как сказала горничная. Красивый высокий мужчина с черной козлиной бородкой и головой, как у директора гимназии в Рейнгороде, хотя этот оказался намного дружелюбнее и просто человечнее того. Он был очень рад визиту Ребмана. Пригласил его пройти к себе в кабинет и рассказать обо всем. Сперва, конечно, о докторе Ное. Они были большими друзьями во времена учебы в Дрездене и с тех пор постоянно переписывались, пока это было возможно.

– Так это и теперь возможно. Я регулярно получаю письма и прессу из Швейцарии.

– С вами все иначе. Вы, в отличие от нас, можете ничего не опасаться. А нам из-за одного неосторожного слова шею свернут. В этом искусстве русская полиция достигла совершенства. Если им что-то не понравится, то достаточно и волоска в супе – и тогда уже не поможет апелляция ни в какую инстанцию. Здесь не отчаиваться означает уповать на Господа Бога. Хоть до Бога высоко, а до царя далеко, полицмейстер всегда на посту. Так что молите Господа, чтоб вам никогда не пришлось иметь дела с полицией – с нею шутки плохи!

В ходе беседы Ребман спросил, в какой школе работает Георгий Карлович, ведь горничная именно так выразилась.

– Она так и называется «Реформатское училище», то есть, по-нашему, протестантская школа. Это заведение считается одной из лучших гимназий Москвы. Приходите к нам с визитом – вот было бы здорово! Ведь гости из Швейцарии бывают у нас не каждый день.

– С удовольствием, – сказал Ребман, – когда я снова буду в Москве – в этот раз уже не успею. У нас еще полно дел, а мы послезавтра уезжаем. Но я надеюсь, что еще будет возможность вас посетить.

– Как давно, вы говорите, вы уже в России?

– Год и семь месяцев.

– И как вам здесь нравится?

– Сверх всяких ожиданий, я очень доволен! Когда я приехал в Киев, я думал, что и полугода не выдержу. А теперь, даже если бы мне в Швейцарии предложили самое прекрасное место, я бы отказался.

– А от военной повинности вы освобождены?

– Нет. Действительно, сначала я должен был вернуться. Но ни у меня, ни у правительства не хватило денег на дорожные расходы, и по этой причине мне позволили пока оставаться. Да, если бы я оплатил дорогу из своего кармана, то пошел бы в армию. Но у меня такой возможности не было.

И он усиленно закачал головой:

– Я не могу сказать, что скорблю по этому поводу: мне в России нравится.

– То, что вы говорите, вовсе не образец благородства. Настоящий мужчина жизнь свою отдаст за отечество, не то что место! Вот, прочтите-ка!

Он взял газету, что лежала на его письменном столе, и протянул ее гостю. Там большими буквами было написано, что более четырех сотен русских швейцарцев зафрахтовали в Одессе судно, чтобы на нем отправиться защищать свою родину. Так законопослушные и патриотичные швейцарцы поступали во все времена вплоть до наших дней!

Тут к Ребману вернулось серьезное настроение:

– Не поймите меня превратно, я получил официальное освобождение из московского консульства. Так что все в порядке, я не увиливаю от воинской повинности и вовсе не дезертир!