Арчибальд Кронин - Песенка в шесть пенсов и карман пшеницы (сборник)

Я вошел в дом. Мама и мисс Гревилль были в зале, и я поспешно проскользнул мимо, так как ситуация, похоже, вышла из-под контроля – мама что-то тихо возражала, ее слов я не расслышал, на что мисс Гревилль громко ответила с радостным оживлением:

– Не важно, что было сказано, дорогая Грейс. Разве ты не видела, как он смотрел на меня?

Мама долго не поднималась наверх. Наконец она вернулась, устало опустилась на стул и прижала руку ко лбу. До этого меня обдавало жаром, а теперь начало трясти от холода.

– Мама, что случилось?

Она медленно подняла голову и посмотрела на меня:

– Это никогда для нас не закончится, Лори. Никогда, никогда. Мисс Гревилль сходит с ума.

Какими же странными были следующие месяцы – для меня настолько нереальными, что из-за них я пребывал в неизбывном изумлении, а для моей мамы – настолько полными постоянно растущей тревоги, степень которой я осознал значительно позже, что ее нервная система оказалась вконец расшатанной, и мама вздрагивала и бледнела от любого необычного звука, раздававшегося из основной части дома. Даже сейчас я едва могу представить себе в полной мере ту заслуживающую сострадания распавшуюся личность, которую я всегда считал высокообразованной и превосходящей прочие, тем более что все это превратилось в фарс на тему страстной влюбленности старой девы в молодого священнослужителя, – чем не сюжет для постановки на сцене мюзик-холла, где раздается вульгарный смех, вызванный дешевым красноносым комиком в мешковатых штанах. Но нам было не до смеха – это была реальность, в которой мы жили и мучились. Невозможно было поверить в то, что именно мисс Гревилль окажется центральной фигурой, жертвой такого спектакля.

Тем не менее, хотя, конечно, я не мог этого знать, состояние мисс Гревилль было хорошо известно в психиатрии и не считалось редкостью у женщин ее возраста и положения, имеющих легкие признаки паранойи. В инволюционный период у таких субъектов поток либидинозных импульсов, прежде подавленных, или сублимированных, или контролируемых другими механизмами защиты, высвобождается на фоне гормонального дисбаланса, что сопровождается бредовыми идеями, часто направленными на любимого врача или священнослужителя. Такие женщины пребывают в абсолютной уверенности, что они любимы и помолвлены, причем они с несокрушимой последовательностью доказывают то, чего на самом деле нет и в помине.

Для меня это было самым удручающим в характеристике мисс Гревилль – рациональное с виду поведение, в которое выливалась ее бредовая идея. Ее подготовка к браку была искренней и хорошо продуманной. Она обновила свой гардероб, но отнюдь не роскошными, а весьма строгими нарядами, которые, как она сообщила моей маме, соответствовали церковному статусу ее будущего мужа. Озвученные ею планы по ремонту дома викария были лучше некуда, а ткани, купленные для новых штор, были сдержанных тонов и свидетельствовали о хорошем вкусе. Ее активность не знала границ, казалось, что мисс Гревилль в постоянном движении, то по направлению в город, то обратно, а когда она находила время присесть, то принималась шить или с похвальным усердием начинала вырезать и примерять выкройки.

Крайне озадачивало то, как она отметала все попытки разубедить ее. Сначала моя мама вела себя в этом отношении довольно робко, тактично и осторожно, но, поскольку время шло, а все ее усилия терпели неудачу, она перешла на самый решительный тон и стала использовать аргументы, которые невозможно было отвергнуть. Мисс Гревилль отвергла их. Со спокойной и уверенной улыбкой она слушала маму, забавляясь ее горячностью, а затем, покачав головой, отмахивалась от самой неопровержимой логики:

– Вы не понимаете, Грейс. На все есть свои причины. Я знаю .

Все доводы разума разбивались об эти два последних слова, об эту абсолютную убежденность мисс Гревилль в некоем своем подспудном знании. Мать была на грани отчаяния. К кому она могла обратиться за советом? Те приятельницы из школы Святой Анны, знакомые с прежними пунктиками мисс Гревилль, были не склонны всерьез относиться к маме и отвечали, вопреки всему, что это новое затмение ума пройдет. В любом случае было очевидно, что у них не было никакого желания ввязываться в эту историю. От Кэмпбелл, с которой мама пыталась посоветоваться, было мало толку. Этой глуховатой молчаливой женщине с самого начала не понравилось наше присутствие в доме. Она считала себя главной у своей работодательницы и не желала давать адрес брата мисс Гревилль в Кении, когда мама предложила написать ему. Трудности любого шага в этом направлении казались непреодолимыми, поскольку первая же попытка вмешаться с нашей стороны, несомненно, вызвала бы скандал в городе. Оставалось только ждать. Так и началось это полное дурных предчувствий ожидание, когда время от времени мама, не выдержав, восклицала: