Арчибальд Кронин - Песенка в шесть пенсов и карман пшеницы (сборник)

Меня бросило в жар.

– Для начала полагаю, что у тебя нет желания стать парией. Ты, конечно, знаешь, кто это такой?

– Тот, кто воспарил? – пробормотал я.

– Скорее наоборот, Кэрролл. Это существо, которое постоянно купается в жалости к себе. Хочешь быть таким?

– Нет, мисс Гревилль.

– Тогда ты должен перестать жалеть себя. Несмотря на то что я люблю твою маму, я считаю, что ты страдаешь от избытка материнской снисходительности. Поэтому я предлагаю тебе познакомиться со спартанским идеалом. Несомненно, ты знаешь о греческом городе Спарта, где слабых детей просто оставляли на смерть под жгучим солнцем? Или – что еще проще – бросали со скалы.

– О нет! – ахнул я.

– Я, – холодно сказала мисс Гревилль, – увидела тебя на такой скале. Так вот, Кэрролл, ты хочешь, чтобы тебя сбросили со скалы, или ты хочешь жить как настоящий греческий мальчик?

– А как он жил? – Я попытался сказать это пренебрежительно.

– С того дня, как в возрасте семи лет он шел в школу, он проводил значительную часть дня в палестре, занимаясь под наблюдением взрослых физическими упражнениями. Он боролся, бегал, бил по мячу, наполненному семенами смоковницы, ездил верхом без седла, учился метать камни и уклоняться от них, он постоянно участвовал в бесчисленных соревнованиях для мальчиков разных возрастов. Но хватит истории. На сегодня будет достаточно, если я предложу для твоей пользы холодную ванну каждое утро, энергичные упражнения, испытания на выносливость, которые укрепляют тело и разгоняют кровь. Неприятная правда, Кэрролл, заключается в том, что я нахожу тебя мягким, избалованным, бесхарактерным и ненормально одиноким мальчиком.

Вне себя от возмущения, я почувствовал, что на глаза мои наворачиваются слезы.

– Если ты плачешь, Кэрролл, – твердо сказала она, – я с этого момента полностью отрекаюсь от тебя.

Чтобы сдержаться, я сильно прикусил губу. Жестоко оклеветанный, я все же, как ни странно, не хотел, чтобы от меня отреклись. Кроме того, во мне закипало негодование. Слова «ненормально одинокий» застряли в моем сознании.

– Может, вы скажете мне, – осторожно начал я, чтобы не сорваться, – как помочь мальчику в моем положении? С кем он может быть не одиноким?

– Со мной. Я собираюсь заняться тобой. – Мисс Гревилль спокойно и внимательно посмотрела на меня. – Ты когда-нибудь изучал ботанику?

– Нет, – угрюмо ответил я.

– Тогда завтра, поскольку это суббота, ты начнешь ее изучать. Будь готов ровно к девяти. А сейчас съешь еще одну котлету. Только запомни, что вилка – это не лопата. Надо пользоваться ее зубцами. Это не совок. Натыкай.

Таким манером приструнив меня, мисс Гревилль теперь, казалось, ушла в себя. Со слабой необычной улыбкой на губах она, похоже, сосредоточилась на чем-то незримом, продолжая, однако, одним глазом следить за часами. Когда они пробили час дня, она встала и, взяв принесенную ей чашку кофе, подошла к окну. Я безмолвно смотрел, как она стоит за длинным кружевным занавесом, где, полусокрытая, она медленно потягивала кофе. Вдруг чашка застыла в воздухе, а улыбка стала шире. Наконец мисс Гревилль повернулась и с довольным, почти веселым выражением лица поставила свою чашку.

– Теперь можешь идти, Кэрролл, – любезно сказала она. – И не забывай. Завтра утром в девять.

Во второй половине дня в школе, вместо того чтобы слушать сестру Маргарет Мэри, которая пыталась объяснить нам правила сложения дробей, я мрачно, почти бесстрашно размышлял о тех оскорблениях в свой адрес, а вечером, когда мама вернулась из Уинтона, я сообщил ей, что не желаю участвовать в том, что задумала для меня мисс Гревилль.

– Считаю, тебе следует ее послушаться, дорогой, – примирительно сказала мама. – Я совершенно уверена, что мисс Гревилль желает тебе добра.

Таким образом, стало очевидным, что мама в сговоре с моей хулительницей.

На следующее утро, полный ожиданий и опасений, я явился в назначенное время. Мисс Гревилль предстала передо мной в довольно необычном виде. На ней была светлая юбка из твида, намного короче того, что я считал приличным, которая открывала сильные икры, заключенные в пару крепких, видавших виды высоких коричневых сапог. Сдвинутая набок с макушки зеленая тирольская шляпа мисс Гревилль была украшена каким-то пушистым, словно из волосков кисточки для бритья, узором, а за плечом болтался необычный черный лакированный сосуд.

– Это vasculum , ботанический контейнер, – объяснила она, прочитав вопрос в моих глазах. – А здесь наш обед. Можешь понести его.