Дэвид Лоуренс - Избранные произведения в 5 томах. Книга 2 - Флейта Аарона. Рассказы

— Я не вынесу этого, не вынесу, — плакала женщина.

Опять молчание, опять громкое утирание носа и затем голос доктора:

— Вы должны это вынести. Говорю вам, — должны! Ничего больше не остается делать. И верьте, что мы поможем вам. Я сделаю все, что могу, на время ее болезни… и после, когда она поправится.

Чужестранный акцент звучал в его взволнованной речи сильнее обычного.

— Имеете ли вы сведения о вашем муже? — спросил он.

— Сегодня я получила официальное письмо из банка, — ответила миссис Сиссон.

— Из банка?

— Они сообщают, что по поручению моего мужа будут выдавать мне ежемесячно определенную сумму, что он здоров и отправился путешествовать.

— Ну, и пусть себе… почему бы ему не попутешествовать? Вы проживете отлично и без него.

— Как! Оставить меня одну! — с негодованием воскликнула миссис Сиссон. — Уехать и оставить на мне всю ответственность за детей, все заботы и трудности…

— Я бы не стал горевать о нем. Разве вам не лучше без него?

— Конечно, лучше, — уже гневно произнесла жена. — Когда сегодня утром я получила письмо, я сказала себе: чего же можно было ждать от этого черствого, эгоистичного человека?

— Успокойтесь и не горюйте. Этим делу не поможешь.

— Не горюйте! Легко сказать. Неделю назад у меня не было ни одного седого волоса. А теперь смотрите…

Некоторое время продолжалось молчание.

— Ну, что это за беда! Только не терзайте себя. Ваши волосы так же красивы, как и были.

— Больше всего меня выводит из себя, что он мог так уйти. Не сказав ни слова. Тайком взял шляпу и ушел. Я способна была бы убить его за это.

— Вы были счастливы друг с другом?

— Сначала мы жили дружно. Я любила его. Но он убил мое чувство. Он был всегда замкнут, держался в стороне, не открывал сердца… Это человек, с которым нельзя даже поссориться. Он всегда спокоен. Мертвенное спокойствие эгоизма — вот его основная черта. Я прожила с ним двенадцать лет и знаю, что это такое. Убийственно! Вы и вообразить себе не можете, что это за человек…

— Я, кажется, знаком с ним. Красивый мужчина, — сказал доктор.

— Да, на первый взгляд он привлекателен. Там в зале есть его фотография. Мы снялись вместе после свадьбы. Действительно, он был красив тогда.

Аарон догадался, что она пошла за свечой, чтобы вести доктора в неосвещенный зал. Его подмывало остаться и встретить их здесь лицом к лицу. Дьявольское искушение! Но голос жены отрезвил его. Сердце его похолодело. Ни о чем не думая, он начал действовать, следуя бессознательным побуждениям инстинкта. Быстро опустил руку между стеной и кушеткой. Ага, — футляр с флейтой тут. Радостно схватив его, он в следующее мгновение был уже за дверью зала, в темном коридорчике возле выхода на улицу. Здесь он скользнул в угол, притаившись за зимней одеждой, которая висела на вешалке.

— Это ты оставила открытой дверь в зал? — подозрительно спросила жена Миллисент.

— Нет, — ответила девочка из кухни.

Доктор своей мягкой, неслышной восточной походкой последовал за миссис Сиссон в темный маленький зал. Аарону было видно, как жена осветила его портрет и заплакала. Это не тронуло его. Он слишком хорошо знал эту женщину. Доктор утешающе положил руку ей на плечо и не отнял ее, когда Миллисент с не по-детски серьезным видом вошла в комнату. Видя плачущую мать, девочка тоже заплакала, отвернувшись.

— Да, я встречался с ним, — подтвердил доктор, взглянув на фотографию. — Если он думает, что будет счастлив, уйдя из дома, вы тоже должны почувствовать себя более счастливой, миссис Сиссон. Вот и все. Не дайте ему торжествовать над собой, делая себя несчастной. Дорога к счастью вам открыта. Вы еще молоды.

Доктор простился и ушел. Миссис Сиссон, вместе с девочкой, сейчас же поднялась наверх. Тогда Аарон, стоявший все это время неподвижно, точно обращенный в соляной столп, спокойно вышел из своей засады и прошел в большую комнату. Проходя мимо зеркала, он удивился мертвенной бледности своего лица. Он чувствовал себя отвратительно. Как вор. Но сердце его билось спокойно.

Он тихо вышел через заднюю дверь и нырнул в ночную тьму. Потом спустился в глубину сада, перелез через изгородь и пошел под дождем через поле к большой дороге.

Он был противен сам себе каждой частицей своего существа. Ему стал ненавистен маленький футляр, в котором он нес свою любимую флейту. Эта ничтожная ноша казалась ему непомерной. Он ненавидел только что оставленный дом и жгуче ненавидел сердце, которое так невозмутимо билось в его груди.