Мэри Брэддон - Тайна банкира. Красная мантия

— Очень хорошо, — сказал монсиньор после паузы, которая казалась мне бесконечной. — Откройте двери!

Слуга низко поклонился и отошел за ширмы. Я последовал за ним. За первою дверью, которая была теперь раскрыта настежь, мы нашли восемь или девять человек — пажей, монаха, дворецкого и нескольких стражей. Все они застыли в немом ожидании. Мне указали знаком, чтобы я стал впереди, остальные сомкнулись позади меня, и в таком порядке мы прошли через первую комнату, а затем через вторую, где нас встретили писцы, низко наклонившие головы при нашем появлении. Затем, наконец, распахнулась последняя дверь, дверь приемной, и голоса закричали:

— Дорогу! Дорогу для его эминенции!

Мы прошли между двух рядов кланявшихся лакеев и вступили в пустую приемную.

Привратники не знали, куда смотреть; лакеи дрожали. Но кардинал невозмутимо прошел медленными шагами до середины комнаты. Затем он повернулся, посмотрел сначала в одну сторону, затем в другую и тихо засмеялся.

— Отец, — сказал он своим тонким голосом, — что говорит псалом? Я сделался как пеликан в глуши и как сова в пустыне. Монах пробормотал что-то в знак согласия.

— А дальше не сказано ли в том же псалме: они погибнут, но ты уцелеешь?

— Истинно так — ответил монах, — аминь!

— Хотя, конечно, это относится к будущей жизни, — сказал кардинал. — Но мы тем временем вернемся к своим книгам и послужим Господу и королю в малых делах, если не в больших. Идем, отец, здесь больше не место для нас.

Суета сует! Мы удаляемся.

И так же торжественно, как вошли сюда, мы промаршировали через первые, вторые и третьи двери и, в конце концов, снова очутились в безмолвной комнате кардинала — я, он и лакей в черном одеянии и бархатных туфлях. На мгновение Ришелье, казалось, забыл обо мне. Он стоял в раздумьи у очага, не сводя глаз с тлевшего там огонька. Один раз он даже усмехнулся, а потом тоном горькой насмешки произнес:

— Дураки! Дураки! Дураки!

Наконец, он поднял взор, увидел меня и вздрогнул.

— А! — воскликнул он. — Я совершенно забыл о вас. Ну, счастлив ваш Бог, г. де Беро. Вчера у меня было сто просителей, а сегодня только один, и я не имею власти повесить его. Но отпустить вас на свободу — это другое дело!

Я хотел сказать что-нибудь, привести что-нибудь в свое оправдание, но он круто повернулся к столу и, присев, написал на клочке бумаги несколько строк. Затем он позвонил в колокольчик, между тем как я стоял смущенный и не знал, что меня ждет.

Из-за ширмы показался человек в черном.

— Отправь этого господина вместе с этим письмом в верхнюю караульную, — сурово сказал кардинал. — Больше ничего я не хочу слышать, — добавил он хмурясь и поднял руку, чтобы запретить мне говорить. — Дело кончено, г. де Беро. Будьте и за то благодарны.

Через секунду я был за дверью. Мысли мои кружились в каком-то вихре, сердце колебалось между гневом и благодарностью. Мне хотелось остановиться, чтобы обдумать свое положение, но у меня не было времени. Повинуясь жесту моего спутника, я пошел по различным коридорам, всюду встречая то же безмолвие, ту же монастырскую тишину. Я еще мысленно не решил вопроса, Бастилия или Шатле будет моим уделом, когда лакей остановился у дверей, всунул письмо мне в руку и, отворив дверь, пригласил меня войти.

Я вошел, изумленный, но когда остановился, то был близок к оцепенению. Передо мною, поднявшись с места, с лицом в первое мгновение бледным, но затем красным, как пион, стояла мадемуазель де Кошфоре. Я вскрикнул.

— Г. де Беро, — сказала она дрожащим голосом. — Вы не ожидали увидеть меня?

— Кого угодно, только не вас, мадемуазель! — ответил я, силясь вернуть себе самообладание.

— И все-таки вам должно было бы придти в голову, что мы не захотим окончательно покинуть вас, — возразила она с укоризною, тронувшей мое сердце. — Было бы низостью с нашей стороны, если бы мы не сделали попыток спасти вас. И слава Богу, г. де Беро, наша попытка удалась нам, по крайней мере, в том отношении, что этот странный человек обещал пощадить вашу жизнь. Вы видели его? — продолжала она с живостью, сразу переменив тон, между тем как ее глаза расширились от страха.

— Да, мадемуазель, я видел его, — ответил я, — и вы правы, он пощадил мою жизнь.

— И…

— И отправил меня в заточение.

— Надолго? — прошептала она.

— Не знаю, — ответил я. — Боюсь, что на неопределенное время.

Она содрогнулась.

— Может быть, я принесла вам больше вреда, чем пользы, — пролепетала она, жалобно глядя на меня. — Но я думала помочь вам. Я все рассказала ему и этим, кажется, испортила все.