Лейтенант посмотрел на меня глазами, которые чуть не выскочили из своих орбит. Его усы задрожали. Некоторые из солдат положили руки на шпаги, но никто не сказал ни слова и только капитан возвысил голос.
— Тысяча чертей! — закричал он. — Это что такое? С ума вы сошли!
— Сошел или нет, — яростно ответил я, — но посмейте ударить еще раз, и вы раскаетесь в этом.
На мгновение воцарилось молчание. Они точно остолбенели. Затем, к моему удивлению, капитан расхохотался, расхохотался во все горло.
— Вот так герой! — сказал он. — Великолепно, господин странствующий рыцарь! Но вы, к сожалению, явились слишком поздно.
— То есть, как это слишком поздно? — с недоверием спросил я.
— Да, слишком поздно, — повторил он с насмешливой улыбкой.
Лейтенант тоже оскалил зубы.
— К вашему несчастью, — продолжал капитан, — этот человек уже почти все рассказал нам. Мы хотели только угостить его еще разочек или два, чтобы оживить его намять.
— Я не верю этому, — смело сказал я, но в душе я был смущен. — Он не может говорить.
— Да, и все-таки он сумел рассказать нам все, что нас интересовало. Наконец, он сам обещал повести нас, куда нам нужно, — насмешливо ответил капитан. — Бич — это такое средство, которое если не способно вернуть человеку язык, зато может придать ему сообразительность. И я имею основание думать, что он сдержит свое слово, — продолжал он с отвратительной улыбкой. — Во всяком случае, я должен предупредить его, что если он не сделает этого, то никакое ваше геройство не поможет ему. Это закоренелый бунтовщик и известен нам давно. Я исполосую его спину до самых костей, до самого сердца, и уж добьюсь своего, несмотря даже на ваше вмешательство, будь вы пр…
— Потише, потише, — сказал я, отрезвившись: я видел, что он говорит правду. — Так вы говорите, что он согласен показать убежище г. де Кошфоре?
— Да, согласен, — ответил капитан. — А вы что-нибудь имеете против этого, господин шпион?
— Нет, ничего, — сказал я. — Но я пойду с вами. И если вы будете живы через три месяца, то за такие слова я вас убью позади казарм Оша, г. капитан.
Он побледнел, но ответил довольно смело:
— Не знаю, пойдете ли вы с нами. Это еще нас надо спросить.
— Я имею инструкции кардинала, — внушительно возразил я.
— Инструкции кардинала? — повторил он, взбешенный частым повторением этого слова. — Да пусть ваш кардинал…
Но лейтенант остановил его.
— Тс! — сказал он. — Простите, капитан, но речь — серебро, молчание — золото. Приказать строиться?
Капитан молча кивнул головой.
Лейтенант обернулся к пленнику.
— Возьмите его! — скомандовал он своим монотонным голосом. — Наденьте на него рубашку и свяжите ему руки. Вы, Поль и Лебрен, стерегите его. Мишель, возьми с собою бич, иначе он позабудет его вкус. Сержант, отбери четырех расторопных парней, а остальных распусти по домам.
— Взять с собою лошадей? — спросил сержант.
— Не знаю, — сердито ответил капитан. — Что говорит этот негодяй?
Лейтенант подошел к несчастному.
— Послушай, — крикнул он. — Кивни головой, если захочешь сказать «да», и покачай ею, если захочешь сказать «нет!» И смотри, отвечай правду. Будет до того места больше мили расстояния?
Они ослабили веревки, которыми был скручен несчастный, и прикрыли его спину. Он стоял, прислонившись к стене, и тяжело дышал; по его впалым щекам катились крупные капли пота, его глаза были закрыты и дрожь от времени до времени пробегала по его телу. Лейтенант повторил свой вопрос и, не получая ответа, вопросительно оглянулся на капитана. Капитан понял его взгляд.
— Отвечай, слышишь ты, скотина? — неистово закричал он и изо всей силы ударил хлыстом полубесчувственное существо по спине.
Эффект был магический. С криком страдания Клон мгновенно выпрямился, вытаращив глаза и судорожно дыша. Затем он снова прислонился к стене и его рот исказился судорогой, а лицо покрылось свинцовою бледностью.
— Черт возьми! — пробормотал капитан. — Мы, кажется, слишком далеко зашли с ним.
— Принесите вина! — скомандовал лейтенант. — Скорее!
Весь горя негодованием, я смотрел на эту сцену. Но к моему негодованию примешивалось и другое чувство. Если Клон, думал я, поведет их к тому месту, где прячется г. де Кошфоре, и им удастся захватить его, то это знаменовало собою конец тому делу, в котором я участвовал. Я мог сбыть его с плеч и оставить деревню, когда мне было угодно. Я мог надеяться, что кардинал, достигнув цели, хотя и помимо меня, не откажет мне в помиловании, и, соображая все это, я раздумывал, не лучше ли, чтобы мадам не узнала всей правды. Предо мною пронесся образ исправившегося Беро, чуждого игре и Затону и, быть может, завоевывающего себе имя в итальянской войне, а потом… Фи! Какие глупости!..
Читать дальше