Дэвид Лоуренс - Радуга. Цыган и девственница. Крестины

Она страдала от своей беспомощности, чувствуя, что не в силах была воспрепятствовать чему бы то ни было. Смутно она сознавала, что гигантские мрачные мировые силы катятся друг на друга и с ужасным грохотом сталкиваются так неуклюже, глупо, и вместе с тем с таким напряжением, что одна из них обращается в прах. Какой беспомощной, жестоко беспомощной чувствовала она себя, — пылинкой по сравнению с ними! И все-таки она испытывала острое чувство возмущения и гнева, неудержимое стремление бороться. Какими средствами? Могла ли она сражаться с мировым ликом, могла ли она сдвинуть с места неподвижные горы? Но она жаждала сражаться, ее тянуло вступить в борьбу со всем миром, хотя никакого другого оружия, кроме двух слабых рук, у нее не было.

Проходили недели, наступило Рождество, а с ним и подснежники. В лесу близ Кёссей была маленькая ложбинка, где они всегда зацветали. Она послала ему несколько цветочков в коробке, и он ответил ей краткими, спешно набросанными словами благодарности, как ему казалось, достаточно ласковыми и признательными, но ее они опечалили, и взгляд ее стал по-детски недоумевающим. Чувство грусти и безнадежности овладевало ею все сильнее, будущее беспокоило ее.

Он был очень занят своими служебными обязанностями, отдаваясь им целиком. Его «я», его душа, жаждавшая и надеявшаяся достигнуть своего проявления, лежала мертвой и неподвижной, тяготила его. Какое имел он право придавать такое значение своим личным связям? Что значит человек, как отдельная личность? Он только кирпич в громадной общественной фабрике, в нации, в современном человечестве. Его личные чувства так малы и незначительны, и находятся в такой громадной зависимости от всего остального! Какое может иметь значение личная близость? Надо заполнить подобающее место в целом, в громадной схеме утонченной человеческой цивилизации. Суть лежит в целом, — и единица, индивидуум не имеют значения сами по себе, они важны лишь как составные части целого.

И Скребенский оставил девушку и пошел своей дорогой, исполняя то, что он должен был исполнить, и перенося то, что он должен был переносить, без малейшего неудовольствия и ропота. Для своей действительной жизни он умер и не в силах был воскресить себя. Душа его лежала в могиле, а обыденная жизнь текла в полном согласии с установленным порядком вещей. Он владел своими пятью чувствами, и все они получали свое применение и удовлетворение.

Кроме того, им владела обширная, непоколебимая, слегка преувеличенная идея жизни, и в согласии с ней его существование имело смысл, и значительность его не подлежала никакому сомнению.

Весь этот смысл заключался в благополучии наибольшего числа людей. Все, что было наибольшим добром для всех, было наибольшим добром и для отдельного индивидуума.

Однако самое большое общественное благо не могло бы дать его душе полноты, и он это знал. Но с его точки зрения душа отдельного индивидуума имела мало значения; каждый человек был важен лишь как один из членов человеческого общества.

Он думал, что раз общество представляет собой миллион людей, то, следовательно, оно в миллион раз важнее, чем отдельный индивидуум, забывая при этом, что общество есть лишь отвлеченное представление о многих людях, но не сочетание этих людей, как живых личностей. Теперь, когда положение об отвлеченном благе для общества стало формулой средней интеллигенции, формулой, не заключающей в себе ни вдохновения, ни какой-либо ценности, теперь «общественное благо» стало настоящей заразой.

Высшим благом для большинства принято считать материальное благополучие всех классов. Скребенский никогда серьезно не заботился о собственном благополучии. Если бы он оказался неимущим, он принял бы это с легким сердцем. Как он мог находить свое высшее благо в том, чтобы жертвовать своей жизнью ради чьего бы то ни было материального благополучия, раз он считал его маловажной вещью для себя самого? Но то, что в его глазах имело чрезвычайно серьезное значение для него, как для индивидуума, то, конечно, он не считал возможным применять ко всему обществу. Нельзя рассматривать благо общества с этой точки зрения, ведь вы же знаете, конечно, в чем оно нуждается. Оно нуждается в более основательных вещах: в хорошем заработке, в хороших условиях жизни, в равных для всех возможностях пользоваться жизнью. Вот и все, в чем нуждается общество. Оно совсем не гонится за чем-нибудь более утонченным или сложным. Отсюда вытекает очень несложная обязанность — твердо помнить, что материальное благополучие есть спасительный маяк для всякого человека. Этого достаточно.