Арчибальд Кронин - Три любви

Люси замялась, потом скованно протянула руку за его чашкой. Ее задела резкость, скрытая обида в словах мужа. Как будто, право, виновата она! Опять наступила напряженная пауза, и лицо Люси тоже было напряженным, залитым краской оскорбленной любви.

– Сегодня Дейв прокатил меня на «Орле», – отважился наконец сказать Питер.

Он не имел ни малейшего представления о царившем вокруг смятении, и никто не обратил внимания на его слова.

– Зачем Нетта положила в пирог столько сахара? – скривился Мур. – Это просто отрава какая-то.

– Я сама испекла его, – холодно процедила Люси, но голос ее дрожал.

– Для меня в самый раз, – быстро проговорил Леннокс. – Очень вкусно.

Мур смущенно заерзал. Он привык, что обычно пироги пекла Нетта. Анна ничего не сказала, она надкусила печенье с таким видом, будто что-то сильно ее развеселило. Последовала долгая пауза.

Леннокс громко откашлялся.

– Я, во всяком случае, попросил бы еще, – передавая свою тарелку, миролюбиво произнес он. – Выпечка прекрасная.

Он съел добавку и закончил ужин с видом человека, который, вопреки обстоятельствам, наслаждается едой. Наблюдая за ним, Люси чувствовала его симпатию, с горечью думая о том, что́ она могла бы сделать, если бы не досадное вмешательство Анны. Мысль об этом нервировала Люси – она крошила пальцами нетронутое пирожное, лежащее у нее на тарелке. Они долго сидели в молчании, наконец Леннокс пошевелился.

– Мне пора, – сказал он, смахивая крошки с жилета. – Я рано пришел, поскольку знал, что должен рано уйти.

Люси не уговаривала его остаться, но, когда они поднялись, ей стало ясно, насколько фальшива эта отговорка.

– Я провожу вас, – заявил Мур, – до ваших ворот.

– Я тоже могла бы прогуляться, – задумчиво поддержала его Анна. – Вечер такой чудесный.

Люси снова ощутила, как к лицу приливает кровь, почувствовала на себе взгляд Леннокса. Ею вновь овладел приступ ярости. Она не могла пойти с ними – у Нетты был выходной, и Люси должна была уложить Питера спать. Смущенная и раздосадованная, она проводила Леннокса в прихожую.

– Доброй ночи, и благодарю вас. – Он, как всегда, тепло пожал ей руку.

Она стояла у входной двери под свежим дуновением вечернего воздуха, глядя, как они идут по дорожке. Потом с губ ее слетел невольный вздох – грудь словно разрывалась. Повернувшись, Люси пошла в дом.

Так вот чем завершились ее усилия. Ничем! А Фрэнк! Она поморщилась, с горечью чувствуя несправедливость его отношения. Чтобы он так разговаривал с ней – с ней, больше всех остальных озабоченной его продвижением по службе и уже нашедшей верное решение! И Анна – всегда Анна, – которая бесцеремонно во все вмешивается, доставляет столько неприятностей! Сегодня она нарочно все делала назло, Люси сразу заподозрила это. Действительно, все из-за нее! В пустой комнате Люси устало прислонилась лбом к холодному мрамору каминной полки, мысленно представляя себе фигуру другой женщины. Как же она, Люси, ее ненавидит! Ее невозмутимость, спокойствие, загадочный взгляд, обращенный к Фрэнку. Плавность ее речи, как и плавность движений, поначалу казавшиеся естественными, теперь представлялись противными и неискренними. Вид Анны и даже воспоминание о ней моментально вызывали у Люси дрожь отвращения.

Взяв себя в руки, она проводила Питера наверх, убрала со стола и вернулась в столовую. Она понимала, что не должна думать об Анне, но не могла отделаться от этого навязчивого образа. Мысли, забродившие на дрожжах гнева и подозрительности, будоражили Люси и отчаянно крутились вокруг унижения – ибо ее явно унизили. Эта неудача, неожиданный срыв ее блестящего плана пробудили в ней горькое чувство потери, с удвоенной силой воскресили в душе все прежние смутные предчувствия.

Как посмела другая женщина столь вероломно, столь возмутительно вмешаться в жизнь Фрэнка? Анна не имеет права планировать его будущее! Наверняка всему этому есть объяснение, и Люси должна отыскать его и рассмотреть со всех сторон. Она горячо желала ухватиться за какое-то реальное разрешение этого досадного недоразумения, суть которого трудно было уловить.

И Люси принялась прокручивать события назад, воссоздавая в уме ситуации, которые могли бы открыть ей глаза на подоплеку поступков Анны – взгляд здесь, слово там, – сводя воедино все свои сомнения, тщетно пытаясь сформулировать суть своих опасений. Поскольку она считала свою позицию безупречной, это неизбежно предполагало неправильную позицию Анны. И раз свое поведение казалось Люси безукоризненным, она, естественно, считала мотивы Анны противоположными собственным. Кроме того, разве не звучало постоянно в ее ушах проклятое эхо прошлого? И Люси невольно начинала думать о том несчастливом эпизоде в жизни Анны, воображать себе его обстоятельства, даже пыталась представить себе безвестного умершего ребенка, чьей матерью была Анна. Непостижимым образом Люси чувствовала, что тайна рождения этого ребенка неуловимо связана с ее личным затруднением. Или по меньшей мере она сама мысленно связала эти две вещи в единое целое, исходя из подсознательной ассоциации мыслей, из общепринятых соображений в отношении чего-то неясного. Если бы она знала больше о том случае, может быть, тогда у нее появился бы ключ к поведению Анны – ключ к самой Анне? И, поняв Анну, не постигнет ли она тогда ее отношение к Фрэнку? Анна и Фрэнк – теперь Люси постоянно сводила свои умозаключения к этому неизбежному тупику. Эти два имени, соединенные вместе, дразнили ее недоказуемостью своего союза.