Георгий Гулиа - Три повести

Кушанья были в какой-то степени для меня привычные: перец, помидорные подливы и прочие пряности. Мамалыгу мы и на Дону любили. К ней мы пристрастились, когда проводили летний отдых всей семьей в Адыгее. Я обратила внимание на то, как вкусно отварено мясо. Это, наверное, здешнее искусство. Мясо было мягкое, ароматное, и куски мне подавали отборные — сами во рту таяли.

Явился председатель колхоза. Он извинился за опоздание: отвлекли неотложные табачные дела. Председателя оштрафовали емким рогом, который он опорожнил с величайшим удовольствием.

А вот директор нашей школы все не показывался. Это несколько беспокоило Смыр.

— Он, наверное, не придет, — говорила она.

Я поддерживала ее в этом мнении.

— Может быть, он обиделся на что-нибудь? — недоумевала Смыр.

Когда гости заметно притомились, к столу подвели старую женщину. Ее поддерживали под руки с обеих сторон. Опиралась она на клюку. Лицо старухи — почти пергамент, веки — бледно-розовые, зрачки — выцветшие. Ей, оказывается, ни много ни мало — сто десять лет. Она была в этом доме прапрабабушкой.

Старухе поднесли чайный стакан вина. Она заулыбалась, обвела нас всех глазами, в которых вдруг вспыхнули огоньки.

Она сказала несколько слов по-абхазски, осушила стакан и передала его тулумбашу. С этого момента вернулось оживление: еще бы, такая древняя старуха выпила целый стакан! Всем надлежало опрокинуть, по крайней мере, по пяти.

Первым долгом приступили ко мне. Хотя вино и было отличное, легкое и умеренно терпкое, меня бросило в холод при виде батареи стаканов. Я попыталась отказаться. Меня принялись увещевать. Но нашлись и заступники. Поднялся страшный шум: одни настаивали на том, чтобы я подчинилась требованию тулумбаша, а другие, главным образом женщины, заступались за меня.

Я отпила несколько глотков и передала стакан моему соседу справа — огромному детине. Так научила меня Смыр. И все сразу успокоились.

Мы просидели до сумерек и разошлись, несмотря на уговоры радушных хозяев.

С удовольствием вспоминаю этот обед у Смыр. Он помог мне лучше понять обычаи и нравы людей, среди которых мне предстояло жить и работать. Я как-то сразу продвинулась вперед в изучении психологии жителей Дубовой Рощи. Вот теперь я уж не обиделась бы на комплименты, обращенные ко мне при моем первом появлении в Дубовой Роще. Страстная впечатлительность, горячность, вспыльчивость — основные черты здешних горцев. С большим терпением слушала я цветистые тосты, в которых я сравнивалась то с луной, то с солнцем, то со сказочными героинями и почему-то даже с Жанной д’Арк.

— Но я не хочу умереть здесь, как Жанна, — сказала я.

— Тогда мы умрем за вас! — воскликнул оратор. — Теперь вы довольны?!

Это походило на боевое крещение абхазским застольем, и, кажется, я с честью его выдержала.

Я собиралась лечь. Было что-то около девяти. Как ни весел пир, он все же очень утомляет. Я расчесывала волосы перед старинным зеркальцем. Керосиновая лампа заливала комнату матовым золотистым светом. Глаза мои поблескивали. На щеках горел румянец, которым я отличалась с детства. Пожалуй, тосты за обедом не очень-то были преувеличены в той их части, где говорилось о моей внешности. Еще недавно я жалела, что не подрезала волос по моде, чтобы походить на «колдунью» из кинофильма того же названия. Наши ростовские девушки сделали это сразу после просмотра фильма. Но теперь я понимала, что пучок мне идет больше. Об этом твердили сегодня на обеде, называя меня то гречанкой, то римлянкой, то абхазкой.

Я полюбовалась своими ногами, обутыми в модные туфли. Эти остроносые туфли с тонкими каблуками купила мама по случаю моего окончания университета. Должна признаться, что туфли для женщин значат очень много. Я это вынуждена признать, несмотря на то что ненавижу финтифлюшек. Но так же ненавижу и их антиподов — «синих чулок». Лучше всего золотая середина…

В это время вдруг послышался мужской голос и тяжелые шаги на крыльце. Моя хозяйка, кряхтя, поднялась с постели и открыла дверь. В ее комнату кто-то вошел и с громким стуком поставил на стол тяжелый предмет.

Голос мужчины показался знакомым. Гость говорил негромко. Хозяйка отвечала ему хрипловато. Она, судя по тону, была довольна, двигала стулом, звенела тарелками.

Немного спустя ко мне постучали.

— Наташа, Наташа, — звала меня хозяйка.

Я открыла дверь. Старуха объяснила, что пришел директор. И очень просила выйти. Нельзя, чтобы гость скучал… Так говорила старуха.