Карел Чапек - Рассказы и очерки

- Он стоит по ту сторону добра и зла, - пробормотал прокурор, явно соглашаясь с ясновидцем.

- Все это только слова, - ответил тот. - Никто не стоит по ту сторону добра и зла. У этого человека свой строгий моральный кодекс. Он никому ничего не должен, он не крадет и не обманывает. Убить для него все равно, что дать шах и мат на шахматной доске. Такова его игра, и он честно соблюдает ее правила. - Ясновидец озабоченно наморщил лоб. - Не знаю, что это значит, но я вижу большой пруд и на нем моторную лодку.

- А дальше что? - затаив дыхание, воскликнул прокурор.

- Больше ничего не видно, все расплывается. Как-то странно расплывается и становится туманным под натиском жестокой и безжалостной воли человека, приготовившегося схватить добычу. Но в ней нет охотничьей страсти, есть только доводы рассудка. Абсолютная рассудочность в каждой детали. Словно решается математическая задача или техническая проблема. Этот человек никогда ни в чем не раскаивается, он уверен в себе и не боится упреков собственной совести. Мне кажется, что он на всех смотрит свысока, он очень высокомерен и самолюбив. Ему нравится, что люди его боятся. - Ясновидец выпил еще глоток воды. - Но вместе с тем он актер. По сути дела он честолюбец, который любит позировать перед людьми. Ему хотелось бы поразить мир своими деяниями... Хватит, я устал. Он мне антипатичен.

- Слушайте, Яновиц, - обратился к хозяину взволнованный прокурор. - Ваш ясновидец в самом деле поразителен. Он нарисовал точнейший портрет: сильный и безжалостный человек, для которого люди только добыча; мастер в своей игре; рассудочная натура, которая логически обосновывает свои поступки и никогда не раскаивается; джентльмен и притом позер. Господин Яновиц, этот Карадаг разгадал его полностью!

- Вот видите, - обрадовался польщенный Яновиц. - Что я вам говорил! Это было письмо от либерецкого Шлифена, а?

- Что вы! - воскликнул прокурор. - Господин Яновиц, это письмо одного убийцы.

- Неужели! - изумился Яновиц. - А я-то думал, что оно от текстильщика Шлифена. Он, знаете ли, великий разбойник, этот Шлифен.

- Нет. Это было письмо Гуго Мюллера, этого братоубийцы. Вы обратили внимание, что ясновидец упомянул о пруде и моторной лодке. С этой лодки Мюллер бросил в воду своего брата.

- Быть не может, - изумился Яновиц. - Вот видите, господин прокурор, какой изумительный талант!

- Бесспорно, - согласился тот. - Как он анализировал характер этого Мюллера и мотивы его поступков! Это просто феноменально! Даже я не сделал бы этого с такой глубиной. А ясновидец только пощупал письмо, и пожалуйста... Господин Яновиц, здесь что-то есть. Видимо, человеческий почерк действительно испускает некие флюиды или нечто подобное.

- Я же вам говорил! - торжествовал Яновиц. - А кстати, господин прокурор, покажите мне почерк убийцы. Никогда в жизни не видывал!

- Охотно, - сказал прокурор и вытащил из внутреннего кармана тот самый конверт. - Кстати, письмо интересно само по себе... - добавил он, извлекая листок из конверта, и вдруг изменился в лице. - Вернее... Собственно говоря, господин Яновиц, это письмо - документ из судебного дела... так что я не могу вам его показать. Прошу прощения...

Через несколько минут прокурор бежал домой, не замечая даже, что идет дождь. "Я - осел! - твердил он себе с горечью. - Я - кретин! И как только могло это со мной случиться?! Идиот! Вместо письма Мюллера второпях вынуть из дела собственные заметки к обвинительному заключению и сунуть их в конверт! Обормот! Стало быть, это мой почерк! Покорно благодарю! Погоди же, мошенник, теперь-то я тебя подстерегу!"

"А впрочем, - прокурор начал успокаиваться, - он ведь не сказал ничего очень дурного. Сильная личность, изумительная воля, не способен к подлостям... Согласен. Строгий моральный кодекс... Очень даже лестно! Никогда ни в чем не раскаиваюсь... Ну и слава богу, значит, не в чем: я только выполняю свой долг. Насчет рассудочной натуры тоже правильно. Вот только с позерством он напутал... Нет, все-таки он шарлатан!"

Прокурор вдруг остановился. "Ну, ясно! - сказал он себе. - То, что говорил этот князь, приложимо почти к каждому человеку. Все это просто общие места. Каждый человек немного позер и честолюбец. Вот и весь фокус: надо говорить так, чтобы каждый мог узнать самого себя. Именно в этом все дело", - решил прокурор и, раскрыв зонтик, зашагал домой своей обычной энергической походкой.

- Господи, боже мой, - огорчился председатель суда, снимая судейскую мантию. - Уже семь часов!