Дмитрий Остров - Перед лицом жизни

Он зарядил парашют, вынул нож на случай, если парашют за что-нибудь зацепится, и почувствовал теплую, восковую мягкость во всем теле, какое-то сладостное покалывание в ослабевших пальцах.

Радыгин горько усмехнулся, понимая, что он трусит сейчас значительно больше, чем перед своим первым прыжком.

У капитана среди пассажиров оказалось много знакомых, и, рассказывая что-то смешное двум молоденьким радисткам, он не обращал внимания на Радыгина.

Гул моторов заглушал слова капитана и сотрясал машину, готовую к полету.

Ливанов и Радыгин должны были первыми покинуть самолет, и от этого на душе у Радыгина было совсем погано, хотя он крепился, ежился будто бы от холода, а на самом деле ему хотелось выпить для храбрости, и он неоднократно проводил пальцем по своему горлу. Но капитан оставался глух к просьбам Радыгина.

Он попрощался с девушками, пожимая руку одной из них значительно дольше, чем это полагается при обыкновенном прощании, и подошел к Радыгину, подбадривая его насмешливым взглядом.

В следующую минуту самолет грузно качнулся, медленно прополз несколько метров, словно стряхивая с себя какую-то огромную тяжесть, и, наконец освободившись от нее, ринулся вперед и легко оторвался от земли.

Было двадцать минут пятого, когда Ливанов и Радыгин одновременно вывалились из люка.

В клокотавшей темноте Радыгин увидел белый купол ливановского парашюта и на мгновение задохнулся от стремительного падения.

В полуобморочном состоянии он проделал все, что полагается, с кольцом и очнулся от сильного толчка, будто его кто-то схватил за плечи и удержал на месте.

Туго натянутые стропы раскачивали Радыгина, как пьяного, из стороны в сторону.

Он прислушался и удивился. Великий покой царил в воздухе, но вскоре это ощущение исчезло, и он заметил землю, которая все быстрей и быстрей неслась ему навстречу.

Сильный удар свалил Радыгина с ног, а ослабевшие стропы вдруг опять натянулись и поволокли его по ржи.

Неловкими ноющими руками он загасил парашют, закопал его, затем поднялся и услышал, как где-то в сонной дали запел петух.

«Ну, вот мы и прибыли», — подумал Радыгин и тихо засмеялся, нащупав за пазухой пистолет.

Он посмотрел во все стороны и, нигде не обнаружив парашюта Ливанова, вынул из кармана свисток, и странный звук, похожий на крик дергача, нарушил предутреннюю тишину; ответа Радыгин не услышал.

Он стоял по пояс во ржи, рассматривая местность и недоумевая, что же могло случиться с капитаном.

«Неужели разбился?» — подумал Радыгин, и отчаяние охватило его. Он сел на землю, вынул карту и компас и, когда рассвело, понял, что находится километрах в десяти от условленного места встречи.

Вон и тот лес, и чуть виднеющаяся деревенька, через которую проходит шоссейная дорога, и высота, где, наверное, много будет пролито крови, когда начнется наступление.

Беспокойным взглядом он еще раз оглядел синеющий лес, невысокие холмы с березовыми рощами, темно красные трещины зари, и его сердце тяжело забилось, словно стоял он сейчас перед калиткой родительского дома, о котором много лет ничего не знал.

Серебристые от росы поля все отчетливее проступали сквозь утренний сумрак и тянулись до самой деревни, дымя волнистым, светлым туманом.

Горькое это было чувство — стоять на своей земле и опасаться каждого шороха. Тяжело было смотреть на высоту, за которой лежал родной городок, набитый немцами, на далекую шоссейную дорогу, пыльную от проходящих автомобилей, и на багровый солнечный шар, поднимающийся оттуда, куда Радыгин держал свой путь.

Сейчас весь этот распахнутый мир был занят пришельцами, пока незримыми, затаившимися где-то за холмами, но Радыгин чувствовал их присутствие повсюду и знал, какой ужасный конец они приготовят ему, если он попадет им в руки.

«Шалите, бродяги», — с ожесточением подумал Радыгин и увидел птицу, парящую в вышине.

Птица делала широкие круги, то опускаясь, то круто набирая высоту. Ее распластанные крылья были неподвижны, но она все заметнее приближалась к Радыгину, и оттого, что она летела в его сторону, он почувствовал себя спокойнее, наблюдая за ее свободным, легким полетом.

«Нет, брешете, — подумал Радыгин о немцах, — не достать вам этой птицы, не будет она называться фогелем».

С беспокойством озираясь по сторонам, он вышел на узкую проселочную дорогу и направился в сторону леса. Но чем дальше он шел, тем увереннее становились его шаги, а когда он поравнялся с телегой, на которой сидела старуха, то понял, что это русская беженка, батрачка, и почтительно снял фуражку.