Дмитрий Остров - Перед лицом жизни

— Их что же, освободили? — спросил Ример.

— Подчистую, — сказал Мистер.

— Такие сказки из тыщи и одной ночи мне непонятны, — заметил Ример.

— А зачем тебе понимать? — спросил Мистер. — И вообще ты воздержись. Мы люди грамотные и лучше тебя знаем, где она есть, эта правда, а где ее нету.

Ример промолчал и лег рядом с Капелькой.

Кого-то бил кашель. Справившись с кашлем, человек этот вздохнул и, томясь от скуки, стал барабанить пальцами по доске.

Ример положил ладонь на лоб и осмотрелся. Тусклый синий свет просачивался сквозь зарешеченный люк, но в вагоне было душно, и запах портянок вызывал отвращение такое же непреоборимое, как и рассказы этих людей. Он чувствовал ненависть, она, как астма, теснила ему дыхание, и Ример ворочался, и мысли о побеге все больше и больше занимали его. Но одному идти было бессмысленно, а найти себе попутчика среди этих людей было не так-то просто. Все они недолюбливали его, и вряд ли кто-нибудь согласился бы на побег с ним.

Ример повернулся на бок и локтем задел Капельку.

— Капелька, — сказал он, — ты не спишь?

— Нет, — сказал Капелька, — я не сплю.

— Ну как дела?

— А так, — сказал Капелька, — как у погорельца. Ты знаешь, Ример, я не могу ишачить за гроши. Сто тысяч у меня в голове. Вот лежу и думаю — неужели я их никогда не достану, эти сто тысяч?

— А если пятьдесят? — спросил Ример.

— Нет, — сказал Капелька, — только сто тысяч. Вот меня все презирают за старуху, а я должен был обернуться или не должен? Может быть, когда я достиг бы этих ста тысяч, я ей пианину на дом послал бы. Пусть она себе играла бы и упражнялась.

— Но ведь ты же их не достал?

— Ну и что ж, — сказал Капелька, — когда-нибудь достану. Мне бы только вот осмотреться да партнера найти.

— Мне бы тоже, — тихо сказал Ример. — Сто тысяч — это на семечки. Мы достали бы больше.

Ример вдруг смолк и пытливо посмотрел на Капельку. Но Капелька был занят своими мыслями о ста тысячах и лежал на спине с закрытыми глазами, и видел себя то в поезде, то на пароходе, то где-то около моря, и с ним была девушка в голубом коротком платье и в крошечных туфельках с серебряными пряжками.

— Сто тысяч, — сказал Капелька и открыл глаза.

В вагоне было душно, сумрачно и тесно, и многие уже спали.

— А вот теперь про лебедя, — сказал Кривописк. — Оказывается, и лебеди бывают черными. Видел я как-то убитого черного лебедя. Лежит, крылья раскинул, а они чуть-чуть в крови.

— Это к чему же ты все говоришь? — спросил Капелька.

— К дождю, — сказал Кривописк, — и еще к тому, что ты не лебедь.

Весь следующий день Мистер составлял список своей будущей бригады, а Капелька думал о ста тысячах, и у него приятно кружилась голова.

На рассвете поезд остановился на маленькой сибирской станции, и над тайгой стоял легкий туман, и где-то далеко были слышны взрывы аммонала и сирены автомобилей, идущих по тракту.

Бросив в дверь свой вещевой мешок, Мистер вылез из вагона и осмотрелся вокруг. Шла перекличка. Кругом была весна, и за вокзалом одиноко горел костер, и Мистеру вдруг вспомнился глухой предрассветный час, оставшийся в памяти с детства. Мистер вспомнил реку, ночь и своего крестного отца, с которым он всегда ходил за рыбой. Он вспомнил, как крестный приходил в милицию и брал Мистера на поруки, а потом они шли на рыбалку песчаной просекой с удилищем и котелком, и Мистер винился и просил прощения у этого старика.

К обеду их привезли в колонию, и Мистер сказал Капельке:

— Слушай, Капелька, давай мириться. История со старушкой тебя научила?

— Ладно, — сказал Капелька, — я подожду.

— Чего будешь ждать?

— Хорошей погоды.

Прошел год, и снова наступила весна. Вокруг уже зазеленели листья, и Капелька с грустью думал, что, когда настанет осень, будет труднее уйти отсюда.

С каждым днем в колонии жизнь становилась шумнее, и тем откровеннее ее ненавидел Капелька. Он ненавидел Мистера и Марфушку, хотя с завистью глядел на их челки, которые разрешалось носить только работягам, а остальных приказано было стричь под ноль.

Такую челку носил и Ример.

Каждое утро Капелька выходил на работу озлобленный и сонным голосом говорил самому себе: «Куда же мы будем нынче ховаться?» Но прятаться ему было уже некуда, и он торчал в лесу вместе со своей бригадой и сидел у костра или лежал под сваленным деревом, наблюдая, как падают сосны, или вслушиваясь в грохот, доносившийся с тех сопок, где работал Мистер со своей бригадой подрывников.