Станислав Рудольф - Дальтоник

— Ну, товарищи, давайте!.. — подбадривал районный инспектор тех, кто посмелее.

Все, однако, продолжали молчать. Лишь Адамцева смущенно улыбнулась, но тут же, словно ее застали за чем-то постыдным, принялась громко сморкаться. Когда казалось, что одному лишь районному инспектору Гладилу под силу столкнуть с места каменную глыбу молчания и замешательства и дать очередной совет, как, например, лучше закреплять скобы в стенах, кто-то сзади поднял руку.

Педагогический коллектив, вздрогнув, обнаружил, что это Милош Лекса.

— А что, собственно, произошло? — воскликнул он весело и оглядел тех, кто сидел поближе. — Никто из нас не знал, что эта тряпка краденая, вот мы ее и взяли. Я — тоже! — признался он и, стряхнув первоначальную робость, продолжал уже совсем уверенно: — Предлагаю тем, кто ткань не использовал, притащить ее в школу, а остальные пускай за нее заплатят, и дело с концом! Так я говорю, товарищи?

— Конечно!.. — громко согласилась с ним Ирена Гаспеклова.

Ее раздражала пустая трата времени. Всем известно, что в субботу у нее свадьба, дома дел невпроворот, сегодня начнут печь пироги! К счастью, удалось убедить родителей и торжественный свадебный ужин устроить в отеле «Коруна». Обо всем позаботился Мирек. У него есть время. Выходить на работу пока рано: больная нога еще не в состоянии нести восемьдесят килограммов его веса. Он хоть и сменил костыли на палку, но ходить должен осторожно — последний рентген показал, что придется, видимо, подвергнуться еще одной операции. Если б Ирена захотела, свадьбу можно было бы отложить. Хотя она прекрасно понимает, что смелости у нее на это уже не хватит. Приближалось пятое марта, день свадьбы, и с его приближением все дальше отступало ее отвращение к Миреку. Ирена выйдет за него потому, что жалеет, потому, что стыдно оттолкнуть его именно сейчас, когда он — будем надеяться, временно — искалечен. Потому, что все вокруг убеждают ее, что свадьба лишь формальный, завершающий акт их прежних взаимоотношений. Ирена уже все ему простила. Теперь ее все чаще одолевает иная мысль: в ней зреет неукротимое желание изменить ему и успеть сделать это еще до свадьбы, до пятого марта! Впрочем, она точно знает, что хочет отомстить не ему, а той черноволосой, которая обольстила его, той гордой и самоуверенной царь-птице…

Анечка Бржизова кивком головы тоже выразила свое согласие с Милошем Лексой. Теперь все смотрели на районного инспектора Гладила, ожидая, как отреагирует он на разумное предложение Милоша Лексы. Но тут раздался звучный голос Йозефа Каплиржа:

— Что касается меня, то я так не считаю!

Йозеф Каплирж бросил это как вызов, как пароль, как лозунг, который можно прибить на стенку! И все заметили, насколько Каплирж взволнован, пальцы его судорожно сжимали блокнот, чтобы скрыть дрожь!

И районный инспектор Гладил, тоже уставившись на него с изумлением, вздернул слегка подбородок, что означало: ну, продолжайте!

Каплирж это понял и, прислонившись к спинке стула, одной рукой придерживая на столе блокнот, другую же опустив вдоль тела, продолжал в такой, не слишком привычной позе.

— Ты, Милош, полагаешь, — обратился он к Лексе, но тут же перевел взгляд туда, где сидел директор Ракосник и районный инспектор Гладил, — ты полагаешь, что если кто-то возвратит кусок этой ткани, — Каплирж перекатывал во рту гремящие согласные, — то все будет в порядке? Так?

Он вовсе не ждал ответа, ответ ему был не нужен, тем более ответ Лексы. Вопрос был риторический.

— Эти подозрения, эта репутация, которую мы обретем в городе, — все это касается не только школы! Мы, товарищи, привыкли говорить «школа», имея при этом в виду только здание и в нем наших учеников! Но никак не себя. И если люди в самообслуге, в сапожной мастерской или на собраниях станут утверждать, что учителя — жулики, то будут иметь в виду нас всех: и тех, кто ткань взял, и тех, кто ее не брал! Я лично никогда не умел прятаться за словами «я тут ни при чем, это не я, это другие». Но я живу в Крушетицах вот уже тридцать два года! А теперь мне будет стыдно показаться на улице, потому что каждый может ткнуть в меня пальцем и сказать — это он! Тот, что крал! Перед всеми нами теперь открывается такая перспектива. Но больше всего меня задевает, — тут Каплирж, вдруг понизив голос, раздумчиво уставился перед собой, — что такое обо мне станут говорить и мои бывшие ученики, те, которым как напутствие в жизнь я хотел дать все лучшее, что мог и имел… — Он глубоко вздохнул и в тишине, какая может стоять разве что на поверхности Луны, произнес: — Я не согласен с решением, которое предлагает товарищ Лекса и к которому, как я успел заметить, присоединился кое-кто из нашего коллектива!..