Семен Журахович - Кто твой друг

Обрадовалась Ярина.

— Не забыли, Павло Данилович?

— Нельзя забывать, — сурово промолвил Мазур.

Посидел немного, расспросил о дочери, о внучке. И видно было: жалко ему, что Степаниды нет.

— Передайте, — сказал, — дочери, что года через два, когда побогаче станем, новую построим хату. Уже не под соломой, а под черепицей.

Потом, понятно, о ферме зашла речь. Есть нынче о чем поговорить: пятьдесят тысяч прибыли дала ферма за год.

— Славно у вас растет поросятинка с хреном, — пошутил Мазур на прощание. И даже подмигнул.

Весь день Ярина нет-нет да и улыбнется. Не забыл председатель. Она и не напоминала, в контору не ходила, бумажек не носила. Сам пришел, не забыл. Да еще извиняется, что не было возможности раньше сделать. А и верно, не было! Уж кто-кто, а Ярина знает, сколько сил понадобилось, чтоб построить фермы, поднять хозяйство, запущенное в последние годы.

Не приходить бы тебе лучше, Мазур! Перегорела этой бессонной ночью Яринина радость. Перегорела и обратилась в черный пепел.

Сейчас, долгой ночью, видит Ярина, как прямо от нее идет Мазур к Веренчуку, чтоб договориться о гостинце.

«Сам не посмел сказать, — думает Ярина, — с Веренчуком, жуликом, компанию завел. И тычет он мне в глаза: «Ангелы, вишь, тоже поросятинку с хреном любят».

Говорят, что теткой Яриной свет держится.

Свет не свет, а колхоз и верно держится и держался.

Когда-то, молодой еще, пошла в колхоз, мужа за собой повела, на все бабские пересуды одно отвечала: «Своим умом живу».

Пошла в колхоз, потому что поверила.

Тяжко трудилась — верила.

Недоедала — верила.

И тогда верила, когда все к черту шло. Когда — тридцать две копейки (старыми!) за трудодень выдавали. Когда в протоколе было густо, а в кладовой пусто. Когда что стащишь, то и твое. А она и соломинки не взяла. Все бежали с фермы, одна Ярина спасала колхозное добро, верила, что перемелется.

Другое мучило: каждая несправедливость, даже маленькая, для нее нож острый.

Держался колхоз на Ярине потому, что не было для нее жизни без честного труда и без настоящей правды.

Да разве кто-нибудь слышал от нее эти слова? Никогда. Носила их в сердце.

Ярина, конечно, ходила и ходит на собрания, но молчаливее ее в артели не сыскать.

Придет, сядет в уголок и слушает.

Любопытно тогда наблюдать за ней. Можно даже не прислушиваться к тому, что говорят ораторы, о чем идут споры, кого выдвигают, кого задвигают. На широком, покрытом сетью морщинок лице Ярины, в глубоких глазах, что все видят и беспристрастно судят, прочтете вы, что делается на собрании.

То кивнет она головой: «Что правда, то правда», то чуть заметно скривит губы: «Ну и мелет, тошно слушать»-, то прищурится, и взгляд станет колючий, острый: «Неправду говоришь, бригадир, вижу тебя насквозь», то с презрением посмотрит на какого-нибудь вертуна, что сыплет словами, как половой: «Погоди-ка, доберусь я до тебя, отвею полову… А останется что? Один куколь!»

Но прежде всего, не спускает глаз Ярина с председателя. Давно уже взяла себе в обычай глядеть вверх. Голова артели — всему голова. Сколько их повидала на своем веку?..

Сидит Ярина в своем уголке, а за столом, на сцене, президиум. Председатель что-то там записывает в книжечку, а Ярина бормочет про себя: «Пиши, пиши, а то забудешь. Все вы беспамятные». Вот наклонился председатель к представителю района и что-то ему шепчет. А в это время Катерина Мороз о своих птицеводческих нуждах говорит. И кажется, вот-вот встанет Ярина и сурово скажет: «Что ж ты не слушаешь, председатель? Шептаться можешь после собрания. Вот отчего приходится десять раз одно повторять». А бывает, слушает председатель, а Ярина опять недовольна: «Чего скривился, чего? Приперли тебя к стене… А ты не кривись, потому — правда». Иной раз председатель бросит оратору сердитое словцо. Ярина поднимет голову, сверкнет глазами, и вот срываются слова: «Дай сказать! Не сбивай человека!»

Ярине кажется, что сказала она это громко, во всеуслышание. А на деле не шевельнулись крепко сжатые губы, это она только подумала.

Впрочем, раз в год она выступает так, что ее слышат все. Это бывает зимой, на отчетном собрании.

К таким собраниям в колхозе, как положено, готовятся загодя. Бухгалтерия работает день и ночь. Щелкают счеты. Звенят арифмометры. Цифры выстраиваются в шеренги, в колонны. Председатель колхоза составляет отчет, и тут все зависит, как говорится, от таланта. Знавала Ярина и таких председателей, что умели обернуть карася в порося.