— Я тебя просто не понимаю, Минди. Противоречишь сама себе. Какого черта ты цепляешься за меня, если я не могу тебе угодить?
— Это я-то цепляюсь за тебя? — рассердилась Минди. — Ну давай, давай, пили, жалуйся. Вали все на меня. Но только вспомни, что ты говорил мне в прошлом году Четвертого июля. Вспомни-ка.
Он искоса взглянул на меня из-под коротких, словно обрубленных, ресниц.
— Что вы ей говорили? — спросила я.
Он поджал губы и запихнул сахар обратно в карман.
— Говорил, ему ни с кем, кроме меня, не бывает так хорошо и спокойно, — сказала Минди. — Говорил, он сам не знает почему, но это так. В тот день мы устроили загородный пикник. Он тогда проиграл на автородео. И я сказала, черт с ними, с этими гонками. «Для меня, — сказала я, — ты всегда — останешься таким, каким я впервые увидела тебя за рулем: ловким, красивым, в белой джинсовой куртке, которая потом разодралась в клочья во время гонок под Вашингтоном». Вот тогда он и сказал мне эти слова. Спросил, не выйду ли я за него замуж.
— Ничего подобного, — огрызнулся Джейк.
— Но ты же говорил, что когда-нибудь это может случиться.
— Ты все переиначиваешь в своих интересах.
— Нет, Джейк, — сказала она. — Я говорю правду. Это ты все переиначиваешь. Разве ты не видишь, что происходит? Всякий раз ты сначала бросаешь меня, а потом возвращаешься и снова начинаешь бегать за мой навязываешься. Говоришь: «Я твой, Минди. Ты — все, что у меня есть». Торчишь под окном, зовешь меня, ездишь по ночам мимо нашего дома, и я вижу, как свет от фар скользит по потолку. Звонишь мне по телефону и говоришь: «Все на меня нападают, жизнь мне опостылела. Выйди, побудь со мной».
— Ты любишь преувеличивать.
— Ты сам сказал: «Похоже, в один прекрасный день мы поженимся».
— Если я и говорил такое, я этого не помню.
— Ты сказал: «Если ты вдруг забеременеешь или что-нибудь в этом роде…»
Наступило молчание.
— Ты сказал: «Какого черта я мечусь взад-вперед? Почему бы мне в конце концов не сдаться».
На лицо Джейка вдруг упал отсвет неоновой рекламы, и оно показалось мне бледным, болезненным, под глазами синяки.
— Разве не правда? — спросила Минди.
— Замолчи. Кажется, это банк. Подъезжай к обочине.
Она резко затормозила — мы качнулись вперед — и тут же свернула на стоянку. Джейк вытянул руку, чтобы удержаться на месте.
— Хотел о чем-то спросить, — медленно проговорил он. — Но из-за этой идиотской болтовни все вылетело из головы.
Мы молча ждали.
Наконец его лицо прояснилось.
— Сколько у тебя денег? — спросил он у Минди.
— Ни о чем другом ты не думаешь?
— Я спрашиваю на тот случай, если тебе захочется съесть сосиску с булкой или еще чего-нибудь, пока мы с Шарлоттой будем в банке.
— Вот оно что, — сказала Минди. — Ну, на это у меня хватит.
— Видишь забегаловку? Встретимся там минут через пять-десять.
— Вам что-нибудь заказать?
— Нет, — ответил Джейк.
— Разве вы не проголодались?
— Нет, почему же, — сказал он. — Просто ты пока замори червячка, Минди. А как получим деньги, поедем в какое-нибудь приличное место. Правда, Шарлотта? Шарлотта?
— Где подают хорошие бифштексы, — сказала Минди.
— Бифштексы или что другое, мне все равно, — сказал он. — Пошевеливайся.
Минди открыла дверцу и с трудом выбралась наружу. Мы последовали за ней. Джейк дотронулся пальцем до ее руки:
— До скорого.
— До скорого, — ответила она и пошла, размахивая своей сумкой-сердечком.
Вечер был теплый, в воздухе толклась мошкара, пахло ирисками. Улицы были пустынны. Справа возвышался кирпичный куб бежевого цвета. На фасаде — алюминиевые буквы вывески: ВТОРОЙ ФЕДЕРАЛЬНЫЙ БАНК. Мы поднялись по лестнице, прошли через вращающуюся дверь. От внезапного холодка лицо у меня стало напряженным. В глаза ударил режущий белый свет, и мы зажмурились. Звук шагов тонул в мягком ковре.
Я заняла очередь за мужчиной в строгом деловом костюме.
— Зачем ты встала в эту очередь? — спросил Джейк. — Она же самая длинная.
Я собиралась расстаться с ними и решила не торопить события.
— Чтобы никаких глупостей, ясно?
Я чуть не рассмеялась. Интересно, что он вообразил?
Что я перепрыгну через решетку кассы? Сделаю какую-нибудь подозрительную подпись под аккредитивом, вроде: ШАРЛОТТА ЭМОРИ, ЗАЛОЖНИЦА. Кассирша и бровью не поведет. Равнодушно взглянет на эту подпись, как будто я написала что-то самое обыкновенное, что-то оговорила или указала свою профессию. О, теперь-то я уже знала: рассчитывать на постороннюю помощь бесполезно.
Читать дальше