Борис Никольский: Непобедимая

Мы остановились, натолкнулись друг на друга, еще не понимая, в чем дело. И вдруг увидели красное, мокрое лицо Елагина. Он был без противогаза, его губы шевелились, он что-то торопливо говорил, только не было слышно что. Мы тоже стянули маски — и тогда услышали его голос:

— Не могу! Не могу! Не могу больше! — быстро повторял он. — Делайте что хотите, не могу!

— Ерунда, — сказал командир взвода, — все могут, а вы не можете? Возьмите себя в руки. Придется все начинать сначала.

Мы замерли. Как? Все сначала? Из-за одного человека?

Но лейтенант уже развернул взвод, перестроил, и мы двинулись назад, к старту.

Второй раз мы не пробежали и ста метров, когда Елагин снова сорвал с себя противогаз. Мы окружили его.

— Ты что ж, хочешь, чтобы из-за тебя все страдали?

— А что мне все? Что мне все? — выкрикивал он тонким голосом. — Я не могу!

— Сможешь! Как миленький сможешь!

Как мы бежали в третий раз, как добрались до леса, этого никто толком не помнил. Наверняка, кто-нибудь из нас не выдержал бы, кто-нибудь тоже бы сорвал противогаз, если бы не Елагин…

Но на этот раз добежали все.

Когда наконец, вымотанные, вспотевшие, мы вернулись в казарму. Елагин уже пришел в себя. Он сидел в курилке и неловко пытался заговорить с нами.

— Как это я сегодня, а? Совсем опозорился… — и улыбался, словно приглашая всех посмеяться над ним. Но мы отвечали ему коротко, нехотя, безразличными голосами.

Все-таки есть вещи, которые не прощаются сразу…

Наверно, он понял это, покрутился в курилке еще немного и ушел.

И вот тогда-то мы вспомнили о Самойлове. Черт возьми, ведь он оказался прав!

Только как он сумел раскусить Елагина, откуда он знал?

— Это не так сложно, — посмеиваясь, ответил Самойлов, — честное слово, это не так сложно. Надо только посмотреть со стороны, как семь человек несут бревно. Надо только внимательно присмотреться. Понятно?

Это лицо появилось на экране всего лишь на несколько секунд. Человек полуобернулся, и сразу же его заслонили другие люди, но в то же мгновение Виктор узнал его.

Шел документальный фильм о полете в космос. Оранжевый автобус вез космонавтов к стартовой площадке. И в автобусе, чуть позади них, там, где обычно сидят дублеры, Виктор увидел этого человека. Сначала он только удивился, даже вздрогнул от неожиданности.

«Вот черт! Неужели?»

Потом, сидя в темном душном кинозале, сжимая пальцами подлокотник кресла, он долго еще не мог опомниться от неприятного изумления.

«Нет, — говорил он себе, — этого не может быть. Это, конечно, не он. Я просто ошибся. Конечно же, это не он…»

Виктор старался успокоить, уговорить себя, но сам-то он прекрасно знал, что не мог ошибиться, — слишком долго они жили в одной казарме и спали на соседних койках — не мог он спутать этого человека ни с кем другим…

Они спали на соседних койках, и у них была общая тумбочка — одна на двоих. И если утром Виктор запаривался и едва успевал подшить подворотничок и заправить койку, он всегда мог попросить Глеба, чтобы тот почистил ему пуговицы на гимнастерке, а если опаздывал Глеб, он точно так же мог рассчитывать на Виктора. Но все-таки тогда они были только соседями по койкам и ничего больше, хотя во взводе все считали их друзьями.

Оба они, и Виктор и Глеб, служили в учебной роте электромехаников-дизелистов, и Виктору совсем не нравилась его новая специальность. Вообще службу в армии он представлял себе по-другому: маневры, атаки, мощное «ура», грохот танков, дымовая завеса, парашютные десанты, — а тут приходилось, совсем как в школе, сидеть по восемь часов на занятиях и получать отметки, а потом дежурить на маленькой передвижной электростанции, следить, чтобы не падало напряжение, да вовремя смазывать двигатель — вот и вся забота.

В нескольких километрах от их части размещалась школа младших авиаспециалистов, и по ночам оттуда доносился грохот прогреваемых моторов — даже смягченный расстоянием, он заставлял мелко-мелко дрожать и позванивать оконные стекла в казарме. Как-то будущие авиамеханики пригласили своих соседей к себе в гости, на экскурсию, и тогда Виктор впервые увидел вблизи реактивные истребители. Они стояли возле огромного ангара, намертво пришвартованные стальными тросами к бетонным плитам. Когда запускались двигатели, по телам истребителей пробегала нетерпеливая дрожь, вокруг стоял грохот, горячий ветер взметал пыль, и казалось, самолеты вот-вот оторвутся от земли. Но им уже никогда больше не суждено было подняться в небо: это были учебные истребители, на них авиамеханики обучались своему делу.