Юхан Смуул - Крушение «Пюхадекари»

Отправились почти все те же. Опыт, как ни страшен, остается опытом. Только старого Мартина заменил комсорг колхоза Эндель Аэр. Йоосеп Саар хотел сесть в бот вместо Матвея Мырда, но тот даже после всего пережитого чувствовал себя крепким и остался. Яан поискал взглядом Аугуста Пури. Надо было бы освободить Васильева, показавшего себя сегодня с новой стороны и так же просто, как все они, вынесшего на своих широких плечах тяжесть испытания. Но Аугуста не было. И Васильев остался в боте.

Рууди Аэра не отпускала жена. Они стояли чуть в стороне от всех. Красивое лицо беременной женщины выражало отчаяние, ее золотистые волосы трепал ветер. Она повисла на муже и тихим, умоляющим голосом повторяла:

— Если бы ты мог, Рууди! Если бы ты мог не ходить! Я боюсь, боюсь, боюсь!..

Рууди, отрывая от шеи руки жены, говорил ей:

— Не бойся! Мы все вернемся.

И жена, все еще не отпуская его, сказала:

— Ну, иди, иди! Как же они без тебя?

И Рууди Аэр сел в бот.

Все началось сначала. Тот же шторм, тот же обезумевший залив и та же смертельная опасность, нависшая над шестерыми в боте и десятью на «Пюхадекари». Казалось, вот-вот оборвется какая-то тонкая ниточка и все погибнет. Но ниточка не оборвалась.

На этот раз бот добрался до обломков «Пюхадекари». Впоследствии ни спасители, ни спасенные не могли вспомнить, как были сняты с корабля потерпевшие.

Я устал от этого шторма, от ненастного дня и от крушения «Пюхадекари». Позвольте мне не описывать возвращение бота. Оно было таким же, как и первое, разве только более опасным из-за того, что бот был перегружен.

Уцелевшие моряки так обессилели, что пришлось помочь им вылезти на берег.

А вокруг шестерых, которые, правда, еще держались на ногах (им не хотелось разговаривать, и они со смертельной усталостью думали только о том, как бы согреться), вокруг них начал кружить только что прибывший журналист. Его поразили равнодушие и бесчувственность спасителей. Он не мог ничего от них добиться.

И Рууди Аэр, которого он тоже пытался выспрашивать, сказал потом жене, изобразив на лице какое-то подобие улыбки и с трудом выговаривая слова:

— А тот, с фотоаппаратом… Спрашивает: «Что вы думали, когда были в море?» Балда! Спрашивает: «Что вы чувствовали?» Балда! Говорит о каких-то героях… И чего, спрашивается, тут ему надо?

Кулли — ястребиный (эстонск.).