Яков Ершов - Подростки

Мы с Сережей опять приуныли. Я поругала его за всю эту затею с клубом. И без него у нас забот хватало. Нас помирил Ойвегов. Он собрал ребят.

— У нас появился новый противник, — сказал он. — И если с одним мы ведем редкую перестрелку с укрепленных позиций, то второй стреляет нам в спину. Это те мальчишки (я не сомневаюсь, что это мальчишки), которые рвут и выкапывают цветы и топчут клумбы. Или мы их выведем на чистую воду, или они нам всю обедню испортят.

Когда стемнело, Сережа и Олег устроили за кустами акации засаду. Я спряталась за загородкой детского садика. Вскоре послышались шаги и приглушенный шепот. Звякнула о камень лопата, серые тени замелькали на клумбе. Выскочив из засады, ребята задержали трех мальчишек. В одном опознали Перепелкина. Двое других были из младших классов.

Перепелкин сразу признался, что и в тот раз цветы выкопал он.

— Ты что это позоришь наш клуб? — налетел на него Сережа.

— Не задавайтесь со своим клубом, — просопел Перепелкин. — Он у вас на ладан дышит. Не больно нужен. Вычеркивайте меня из списков. Уйду, не пожалею.

— Никуда ты не уйдешь. И в списке останешься, — горячился Сережа. — Будешь с нами, пока не исправишься. А сейчас решение наше такое: до утра чтоб все клумбы, что потоптаны, были разрыхлены, а все цветы на место посажены. И не вздумай финтить! Утром перед школой проверю.

А еще через два дня во двор нагрянула комиссия. Пришли товарищи из райисполкома, из ЖЭК. Осмотрели клумбы. Они оказались в порядке. Председатель домкома ходила вслед за комиссией сама не своя. Основной аргумент против нас мы вырвали у нее из рук. Члены комиссии заглянули и в овраг. Беговая дорожка была почти готова. Наметились контуры и городошной площадки.

— Гляди-ко, — удивился представитель райисполкома. — А мы не знали, что с этим оврагом делать!

Порядок во дворе понравился комиссии. В адрес председателя домкома было сказано немало лестных слов. Но то, что сделали ребята из нашего клуба, было тоже неплохо.

— Так что же вы не поделили? — спросил представитель райисполкома, обращаясь к Дарье Тихоновне.

Все еще не в силах сдержать накопившееся в ней раздражение, председатель домкома изложила свои претензии.

— Но ведь ребята заняты делом, — сказал представитель райисполкома. — Хотелось бы их поддержать.

— Да, но они безобразничают, — упорствовала преддомкома. — Разбили горшок, топчут клумбы.

— Как же вас помирить? На наш взгляд, обе враждующие стороны делают много полезного. Не конфликтовать бы вам, а сообща трудиться на общее благо.

Кто-то предложил поделить функции. Пусть любители цветоводства украшают двор цветочными клумбами.

— А мы беремся их охранять, — выступил вперед Ойвегов. — Как, ребята, возьмемся? — обратился он к стоявшим тут же членам оргкомитета.

— Возьмемся! — единодушно ответили мы.

Предложение понравилось.

— Как, товарищ преддомкома? — поинтересовался представитель исполкома. — Ведь ребята, если возьмутся, и кошке не дадут по клумбе пробежать. А работу с подростками предоставьте товарищам, направленным для этого заводом и райкомом комсомола. Все-таки они помоложе, у них это дело лучше получится.

Председатель домкома поворчала, помялась, но согласилась. Нам вернули отведенную ранее комнату. Все устроилось как нельзя лучше. Только Боря к нам уже не пришел. Это была первая наша потеря.

В середине мая в московских садах и парках зацвели груши. За день деревья стали белыми. Издали кажется, что их только что покрасили. Я смотрю на Москву из окна нашей школы. Вдали за кварталами домов, за скверами и парками угадывается извилистая линия Москвы-реки. Слева, как дерево-великан, тянет ввысь свою иглу Останкинская башня. Справа, к Серебряному бору, поблескивают свежевымытыми окнами новенькие красавцы-дома. Они только недавно заселены, и из них выскочили на еще не расчищенные площадки до полусотни ребятишек и бегают, ковыряют землю.

Я стою у окна и вспоминаю, как мы подружились с Сережей. Ведь первое время что было? Стоило ему появиться в классе или на занятиях в каком-либо кружке, на репетиции самодеятельного театра, как я начинала грубить, старалась чем-нибудь досадить, поставить в смешное положение. И кончалось тем, что или Сережа, не выдержав, уходил, либо я, фыркнув, убегала. А потом жалела, что так поступила, ругала себя.

Часто после такой ссоры я не находила себе места, бесцельно бродила после уроков по улицам, снова возвращалась в школу с таким ощущением, будто что-то там потеряла, оставила. Больше всего меня возмущало, что Сережа так легко уступал мне. Он не обижался, не грубил в ответ, только глядел так жалостливо, что я от этого еще больше сердилась. Он даже не пытался узнать, почему я так поступаю. Он просто отходил, чтобы не связываться. А это уже обижало.